Лене Каабербол - Опасное наследство

Вдруг он возник надо мной. Я бы мог поклясться, что он по-прежнему лежал завернутый в свои одеяла по другую сторону костра, но то ли он был быстр, как волшебник, то ли я все-таки на миг задремал, потому как он уже стоял, положив руку мне на плечо, и кивал головой, что явно означало: «Поднимайся!»

– Что такое? – спросил я, вернее, открыл рот, чтобы это сказать, но он остановил меня, прижав палец к губам.

Мое сердце забилось быстрее. Что там происходит? Я выбрался из одеял и поднялся на ноги. Матиас показал пальцем на свое место у костра. Ничего удивительного, что я решил, будто он там лежит: его одеяла были свернуты так, чтобы казалось, будто там человек. Я взял свой заплечный мешок, взял чурку из поленницы рядом с костром и решил делать все, как Матиас. Он стоял на краю очерченного светом круга почти невидимый и ждал меня. Я молча показал на Пороховую Гузку, но Матиас покачал головой. Ясное дело, мы должны быть вдвоем. Он повернулся и исчез среди низкорослых деревьев, и я последовал за ним.

Мы разбили лагерь на бережке ручья, что бежал на дне ущелья неподалеку от дороги. Откосы ущелья поросли ежевикой и шаткими березками, чьи белые стволы светились во тьме.

Едва войдя в заросли, Матиас сделался невидимкой и теперь стоял в ожидании. Я вопрошающе поглядел на него. Он приложил ладонь к уху.

«Послушай!» – как бы хотел сказать он.

Я прислушался и теперь, окончательно проснувшись, отчетливо услыхал треск и грохот в зарослях. Звук, по правде говоря, был довольно громким. Что-то двигалось нам навстречу, привлеченное отсветами от костра, что-то огромное – может, медведь?

Медведь… А мой лук по-прежнему лежал под одеялом у костра, рядом с одеялами, которые должны были изображать меня. Будь здесь Каллан, он бы изругал меня на чем свет стоит. Матиас, само собой, не произнес ни слова.

К-р-р-а-х! Т-р-р-а-х! Звуки все приближались. Кусты зашевелились. Потом вдруг настала тишина. Такая тишина, что я смог расслышать чье-то приглушенное всхлипывание. Неужто так ворчал медведь?

Мы ждали. С того места, где я стоял, я видел свой лук. Как я мог быть так глуп? Теперь, само собой, взять его было невозможно. Пороховая Гузка снов. а зашевелился и выкрикнул нечто невразумительное. Единственное, что я расслышал, было «черничный торт». Ему явно снился сон. Внезапно мне стало не по себе оттого, что он спал там, ничего не ведающий и беззащитный. А вдруг этот медведь вломится в наш лагерь?! Успеем ли мы его остановить прежде, чем он свернет шею Пороховой Гузке?

Заросли снова зашевелились.

То же самое сделал и Матиас.

Послышался какой-то крик, шумный шелест, хруст и шум.

С некоторым опозданием я вломился в кусты, чтобы помочь Матиасу, который бросился на что-то, а теперь лежал, вертясь по земле во мраке. Я лучше слышал его, чем видел, и тут что-то ударило меня по болыпеберцовой кости так, что я упал навзничь, прямо на Матиаса и того, с кем он бился. Во всяком случае, как я заметил, то был не медведь и даже не медведица, ведь у медведя косичек не бывает… Косы…

– Роза? – угадал я. – Роза, это ты?

– Отпустите меня! – заорала Роза. – Отпусти меня, глупая ты скотина!

А так как Матиас по-прежнему не отпускал свою добычу, она закричала:

– Отпустите меня! Знайте, у меня нож! Да, то, без сомнения, была Роза.

– Ладно, отпусти ее, Матиас! – попросил я. – Это моя… это моя названая сестра. – Ведь я не знал, как иначе ее представить.

Матиас помог Розе поднятья, вытащил ее из зарослей и повел к костру. Я последовал за ними и впопыхах чуть не упал, споткнувшись о громадную корзину. Дровяная корзина? Должно быть, ее принесла Роза, но на что ей такая огромная, что едва под силу нести? Я поднял корзину и потащил ее в наш маленький лагерь. Корзина звенела и дребезжала так, будто в ней была целая лавка мелкого торговца железом.

Вид у Розы был просто ужасен. Листья и мелкие веточки запутались в ее светлых волосах, а ее колени, руки и одна сторона лица были измазаны грязью. Слезы сбегали по ее щекам – эти всхлипывания, что я слышал… то плакала Роза.

– Я думал, ты медведь! – вырвалось у меня, и она окинула меня раздраженным взглядом, но не произнесла ни слова.

Она провела рукой по лицу, чтобы стереть слезы и грязь, но рука ее была так грязна, что стало еще хуже.

– Что ты делаешь здесь? – спросил я.

– А ты как думаешь?

Она несколько раз сплюнула. Хотел бы я знать, плевала она на меня или просто Розе в рот набилась земля, когда Матиас повалил ее. Розе повезло: она и выплакалась, и показала свой бешеный нрав, но почему она в таком гневе – я не мог взять в толк.

– Роза, с чего ты…

– Я скажу тебе с чего! – прервала она меня. – Я не могу сидеть сложа руки и ждать, пока ты болтаешься в Низовье. Дина – моя подруга! Но об этом никто и не подумал!

Пожалуй, она была права. В последнее время немногие в доме думали о Розе. Уж я-то о ней точно забыл. Она помогала маме, она обихаживала животных, она мыла посуду и помогала стряпать, а никто из нас, пожалуй, не думал, каково ей живется. Однако же из-за этого все-таки…

– Все равно ты не можешь просто так являться с таким треском и грохотом! – сказал я. – Среди ночи! А как же матушка? Она же изведется от беспокойства.

– Не тебе бы говорить, помолчал бы! – огрызнулась Роза. – Я по крайней мере оставила записку.

Я не собирался отвечать на это замечание. В целом, может, было не так уж и глупо перебраниваться из-за того, кто из нас двоих заставил матушку беспокоиться больше: я или она.

– Ты можешь здесь переночевать, – дозволил ей я своим коронным присловьем, и это прозвучало в моем голосе. – И – нечего – тут – больше – спорить! Но завтра, как рассветет, отправишься домой. Пороховая Гузка захватит тебя с собой.

Роза строптиво глянула на меня.

– Не тебе решать! – отрезала она и вскинула голову так, что ее косы заплясали.

– Роза, у тебя даже лошади нет!

– Что ж, пойду пешком! Тот, кто идет на своих двоих, тоже приходит куда собирался!

Я требовательно взглянул на Матиаса. Неужто он не может объяснить девчонке-несмышленышу, что это не годится. Но он лишь посмотрел на нас своими золотистыми глазами хищной птицы и, как видно, вмешиваться не собирался.

Роза уселась на корточки у костра, подняла крышку дровяной корзины и вытащила оттуда одеяло. Заставь я ее вернуться, я был бы вынужден привязать ее к лошади Пороховой Гузки, а мысль о том, чтобы драться с Розой, была мне не по душе. Ведь я-то знал, что у нее есть нож.

– Оставайся здесь, пока не рассветет, – как можно тверже повторил я. – И ни на один час дольше!

Роза фыркнула:

– А ты не ляжешь спать? Завтра будет долгий день.

Она легла на землю, плотно укрывшись и подоткнув под себя одеяло. Я попытался взглянуть на нее построже, но глаз Пробуждающей Совесть у меня не было, а меньшим с такой, как Роза, не обойтись.