Олег Чайка - Магический Кристалл, или Невероятные приключения Насти и ее друзей

— Хватайся за веревку, — Маркиз, что было сил, поднял в воздух конец веревки, аккуратно сложенной на корме.

Но он промахнулся, веревка упала в стороне, до нее еще нужно было проплыть метра три. А Дрол был над самой головой Отелло! С ужасом Настя и Маркиз наблюдали, как раскрываются огромные челюсти Дрола. Еще секунда и с их другом будет покончено. Не сговариваясь, друзья бросились в последний бой.

Маркиз со всего размаха, выставив вперед свой прочный клюв, ударил Дрола в левый глаз. Удар получился не сильный, но времени хватило на то, чтобы Настя зарядила рыболовецкую пушку, прицелилась и выстрелила острой морской стрелой прямо в грудь Дрола.

— Отличный выстрел! — закричал Маркиз.

На все про все ушло не больше пяти секунд, Настя и сама удивилась своей удаче.

Чудовище заревело от боли и начало биться в конвульсиях, поднимая столбы брызг. Лишившись наполовину зрения и сил, Дрол отступил и скрылся под водой. Из морских глубин еще долго доносился его омерзительный рев. Но теперь на него никто не обращал внимания, самое главное, что Отелло был в безопасности.

Он забрался на борт и грустно улыбнулся:

— Не хотел бы я повторить подобный номер.

После такого приключения друзья долго смотрели в толщу воды, высматривая подозрительные силуэты. Они и подумать не могли, что всего несколько мгновений назад мирно купались в море.

Окончательно придя в себя, Настя осмотрела шхуну. В трюме образовалась небольшая пробоина, через которую начала поступать вода.

— Главное дотянуть до берега, — сообщила она, обнимая Отелло и Маркиза.

— Подумать только, он мог меня сожрать, — возмущался Отелло. — Что ему, еды не хватает там на дне?

— Еды ему наверняка хватает, — вставил Маркиз, — но вот полакомится толстеньким откормленным сеттером, не каждый день приходится.

— Все по местам, — скомандовала Настя, — надо быть очень внимательными.

Маркиз вновь уселся на мачту. Отелло умастился на носу. А Настя повела шхуну на северо-восток.

Время побежало быстро; несмотря на то, что никаких происшествий больше не случилось, знакомство с местной фауной кое-чему друзей научило.

Когда Маркиз заметил впереди очертания берега, друзья с облегчением вздохнули.

В это время Красные Крыши заливал дождь. Синоптики ломали голову над превратностями погоды, но, сколько они не изучали слои атмосферы, циклоны и антициклоны, толкового объяснения выдвинуть им так и не удалось.

Ручьи бежали через весь город по направлению к морю, увлекая за собой весь уличный хлам. В низовье, где город переходил в одну длинную набережную, ручьи собирались в один грязный поток и, водопадом обрушивались в море.

Пляж пришел в плачевное состояние. Под давлением воды и с моря и с суши песок образовал целый миниатюрный горный массив, покрытый остатки водорослей.

Крыши домов начали терять свой исторический цвет, превращаясь в сплошное серое унылое пятно. От одного этого вида хотелось плакать. Казалось, солнце навсегда исчезло за тучами и больше никогда не появится.

Чара продолжала наводить в городе свой порядок.

После всего, что случилось, она бросилась искать заклинание. Но ни у Кузнецовых, ни у Шмелевых она его не нашла. Оставался профессор. Случайно ей удалось выяснить, что он, оказывается, остался в живых и был доставлен в городскую больницу.

К счастью, профессора там не оказалось. Пожилой врач, с ясными голубыми глазами, сообщил ей, что Нечитайло Владимир Владимирович покинул палату не пройдя полный курс лечения. Проще говоря — он сбежал. Свои слова он подтвердил полученной от больного распиской на случай непредвиденных обстоятельств.

Чара ненадолго задержалась в больнице, побеседовав с другими врачами. Она сделала для себя вывод, что если местным врачам подбросить немного магии, больные станут умирать и без ее помощи.

Так оно и вышло. После ее ухода они совершенно забыли о клятве Гиппократа. Стали жаловаться на маленькую зарплату, которой им прежде вполне хватало. На большие нагрузки в течение рабочего дня. Стали очень раздражительными, обсуждали не медицинские вопросы, а все больше политические, как будто от этого что-то зависело. Больные, в свою очередь, почувствовав изменения на себе, пустились во все тяжкие: жалобы, доносы, ругательства. Всеобщее недовольство и недоверие перешло в настоящую конфронтацию. Закончилось все тем, что больные стали болеть дома, помогая себе всеми подручными средствами. А врачи, при отсутствии больных, и в виду появления свободного времени, занялись частной практикой: гаданием, хиромантией, уринотерапией и даже изгнанием бесов.

Тем временем Чара продолжала спокойно жить в доме уже ничего не подозревающего Кузнецова-старшего. Хотя изменилось многое. Посуда оставалась немытой, дом не убранным, сад не ухоженным. Александр Петрович совсем замкнулся в себе, чему Чара была чрезвычайно рада.

У Шмелевых было не лучше. Правда Станислав Борисович, почувствовав, что происходит нечто не ладное, ушел в море. А, поэтому, Ксения Игоревна была вынуждена скучать в большом доме одна, считая дни до возвращения Насти из спортивного лагеря.

Милиция перешла на осадное положение. В их рядах началась борьба с внутренней коррупцией. Несколько высших чинов лишились погон, но чистки продолжались. Охранять улицы и следить за порядком, теперь было некому. В Красных Крышах появились воры и грабители. После семи вечера на улицу стало страшно выходить. В префектуру посыпались жалобы, петиции, угрозы.

Чару все это сильно забавляло. Ей было необычайно радостно проделывать все эти штуки, чтобы вывести город из привычного состояния.

Однажды она от нечего делать зашла в студию к знаменитому на всем побережье художнику. Он был известен своими прекрасными морскими пейзажами, наполненными солнцем и романтикой.

— Это вчерашний день, — сказала Чара, разглядывая его картины.

Художник немного удивился, ведь перед ним стоял мальчик, не способный, как ему казалось, оценить его работы.

— А что же сегодняшний? — спросил он полушутливо.

— Художник должен выражать свой внутренний мир, а не фотографировать действительность, — произнесла Чара. — Тайна мироздания спрятана у вас в сердце. А писать пейзажи сможет любой мазила.

Художник был весьма удивлен подобными высказываниями и предложил Илье, то есть Чаре, попробовать что-нибудь нарисовать самому.

— Пожалуйста, — как бы обиделась Чара и встала за мольберт.

Через час, когда художник взглянул на полотно, у него от ужаса поднялись волосы.

Это было трудно представить, не то, что изобразить — большое нагромождение цветовых линий, скрытых фигур, бликов и много еще чего. Но исполнено было превосходно, научно, с перспективой и со всеми современными штучками. Через минуту, вглядевшись в эту же мазню иначе, с другой точки зрения, художник пришел в восторг.