Сергей Вольф - Завтра утром, за чаем. Повесть

Конечно, Лига обо всем договорилась со школой по телефону, а письмо было послано так, для формы: раз есть событие, оно должно быть зафиксировано документом.

Письмо писал в обеденный перерыв Рафа, дня через три после моего прихода в группу.

Смех было смотреть, как он, пыжась и краснея, придумывал и произносил вслух (прежде чем записать) каждую фразу, каждое слово письма. Он все пытался и меня подбить, чтобы я помогал ему, а я все качал головой из стороны в сторону: «Не хочу - не буду - не умею», - и он вдруг заорал на меня диким голосом и вырвал у меня из руки авторучку, потому что я нарисовал (как оказалось потом, на очень важной деловой бумаге с печатью) своего плюшевого медведя и уже начал пририсовывать деревья с огромными плодами - будто мой Миша гуляет по саду.

В школу теперь я вообще не ходил, я просто ходил на работу, четко и методично, к определенному часу, как всю жизнь это делал папа.

Школа, в свою очередь, обратилась с просьбой к Высшей Лиге освободить в один из дней меня от работы, чтобы я прочел доклад о перестройке основной структуры пластмассы Дейча-Лядова в тех младших классах, где был курс «Химия особопрочных пластмасс».

Я обрадовался, что увижу ребят, Зинченко почти согласился, но Лига школе отказала: мол, это собьет Рыжкина с ритма работы, не говоря уже о том, что какой же может быть доклад, если еще нет окончательного результата.

Мысль была строгой - и школа притихла.

В общем, началась какая-то вроде бы взрослая жизнь, и я даже, помню, подумал: а чего ж это вдруг, раз я работаю, права-то у меня остаются детские. Обязанности взрослые - а права детские! Хитро! А тут еще, как раз, Палыч мне попался и разжег, так сказать, искру моего сомнения.

Я сидел в обеденный перерыв в сквере возле «Пластика» и грелся на сентябрьском солнышке, а он выкатился из универмага «Плутон», увидел меня и тут же плюхнулся рядом, счастливый - не передать: купил, видите ли, сравнительно недорогой, новой модели, дачный микропылеуловитель, и ему сходу захотелось с кем-нибудь поделиться своей радостью.

- Привет, гений, - говорит. - Смотри, чего купил! Теперь дыши на даче на всю катушку, и никаких забот - вещь!

- Разве эти дачные пылеежки еще не бесплатные? - нарочно спросил я. Он даже подскочил.

- Держи карман шире! - говорит. - Им еще в технологии сколько копаться, чтобы поток наладить. Это вам теперь все просто кажется. Да-а, меняются времена! Я-то еще помню то время, когда только продукты питания и лекарства были бесплатными. Это вы родились на все готовенькое: почти любая обувь и одежда - бесплатно; книжки, тетради - бесплатно; коньки, лыжи, даже велосипеды - все бесплатно, а это ведь наше поколение вам такую жизнь устроило! Своими собственными руками! (Разнесло старика - не остановить!) Теперь только роскошь денег стоит - так ведь на то она и роскошь. Нам теперь и представить трудно, что кино когда-то было платным, или мороженое, или там - в кафе пообедать. Кстати, а ты-то как теперь - по-прежнему, как и вся мелюзга, у мамы каждый день талоны на кино и сладости выпрашиваешь? А?

- Приходится, - сказал я. - А как еще?

- Все правильно, - говорит. - А то вам дай волю, так вы с головой в банку с мороженым залезете - я знаю. Здесь один сынишка моих знакомых с «Факела» спер у них детскую чековую книжку - так целую неделю потом вместо занятий тайком в кино сидел не вылезая, лопал за обе щеки мороженое и сладости, - вы же меры не знаете! - а потом слег от переутомления и ангины.

- Ну да! - сказал я. - А вы знаете?! - Я даже обозлился на него. Но Палыч вдруг похлопал меня по плечу и сказал заведомую чушь - мне даже весело стало:

- А ты, - говорит, - потолкуй с Лигой. Пусть они тебе справку выдадут, или какой-нибудь там значок, или жетончик, что ты уже вполне взрослый, раз у них работаешь, и можешь без всяких талонов, как мясо или фрукты, без всяких там разрешений по детским чековым книжкам брать сколько душе угодно конфет, бакинского курабье или пломбиру.

- Да ну вас, Палыч, - я даже рассмеялся. - Скажете тоже!

- Ладно, - говорит. - Пойдем, проводи меня немного. Чем-то ты мне, Рыжкин, все же нравишься. Разрешение-то на мороженое у тебя с собой есть?

- Нет, - сказал я. - Мама только на обед дала.

- Ну, пойдем, - говорит. - Возьму тебе мороженого.

Я обрадовался, честное слово, как маленький, и пошел его провожать.

Он взял себе хрустящий вафельный шарик с пломбиром, а мне целых два, и мы минут пять еще трепались о всякой всячине.

- Зарплата-то тебе полагается? - спросил он. - Чтобы сделать какую-нибудь шикарную покупку?

- Не знаю, - сказал я. - Вероятно. Разговор был - я слышал.

- И что решил купить с получки? Думал уже об этом?

- Да нет, - говорю. - Может, часть денег отложу на новый роллер, или спиннинг куплю голландский - со скрытой катушкой.

- Про мать подумал? - говорит.

- Н… Ну… маме - большой филадельфийский торт, - сказал я. - Может, еще к букинистам заскочу - куплю какой-нибудь редкий старинный экземпляр романа братьев Стругацких…

- Мечты! - сказал Палыч. - Ты смотри, Лига вполне может решить выдавать зарплату не тебе, а отцу или матери. Я, бы лично на их месте так и поступил.

- Ладно, Палыч, - сказал я. - Пока, я помчался на «Пластик» - работать пора.

Он мне подмигнул, и мы попрощались.

Я бежал в лабораторию, доедая второй хрустящий вафельный шарик с пломбиром, и думал, что вот - все верно: права-то детские.

Но это были, так сказать, веселые мысли - одно баловство.

В тот вечер, когда мы с Наткой глядели в ее колодец, я возвращался домой в совершенно перевернутом настроении, диком, непонятном каком-то, и все думал (именно одна, именно эта мысль неизвестно отчего вдруг прицепилась ко мне): сказал папа маме или нет, что я стал руководителем группы, в которую входит и он, папа.

Конечно же, он сказал, я сразу это понял, когда вернулся домой. В их комнате света не было, мама сидела на кухне одна.

- Промок, милый? - спросила она как-то особенно ласково и очень грустно. - Пирожки с картошкой еще теплые.

- Ерунда, - сказал я. - Дождь кончился.

- Кушать будешь?

- Нет, неохота, я замотался, пойду спать.

- Ну, ложись. Даже свекольника не хочешь?

- Нет!

- Ну, спокойной ночи. Папа уже спит. Он очень устал сегодня. Утром не ищи пирожки с картошкой, я заверну вам вместе.

Я кивнул, тут же мы неожиданно посмотрели друг другу прямо в глаза, и оба отвернулись. Я быстро принял душ и ушел к себе в комнату.

Я разделся не зажигая света, лег и вдруг понял, что мне не хочется, не хочется, не хочется думать об этой истории с папой, и о Натке думать не хочется, буду думать о чем-нибудь другом, приятном, решил я, но о чем именно - я так и не сумел придумать, мне все не нравилось, все, и я уснул, совершенно сбитый с толку. Помню только, что снова мелькнула мысль - завтра на работу.