Шеннон Хейл - Огненная Энна

Небольшая горка стружек мгновенно вспыхнула пламенем. Солдат, пытавшийся их разжечь, с облегчением отер вспотевший лоб. Другие, бросив свои костры, поспешили к нему и начали хлопать по спине со словами: «Отлично сделано, ты своего добился! Мы и не думали, что хоть что-то выйдет в такую сырость!»

Энна посмотрела на горки стружек, на одежду мертвых воинов, на кучи древесины, которые она могла облить теплом, чтобы дать дровам короткий всплеск ослепительной жизни. Но ей не нужно было искать причин для отказа от этого. На вершине ближайшего костра лежал Лейфер, и одна его ладонь прикрывала лицо.

Энна прошептала:

— Это все, Лейфер. Я никогда больше ничего не сожгу.

Солдаты поджигали хворост от разожженного Энной огня, чтобы разделить огонь между всеми кострами. Огонь становился все выше, сильнее, и мужчины отступили назад. Никому не хотелось пропитываться вонью горящих тел. Кто-то завел песню, и солдаты один за другим начали подпевать. А огонь вгрызался в древесину и уже пожирал одежду, он рычал, трещал и дышал, и Энне почудилось, что и он поет вместе с мужчинами.

«Подними, подними, подними стакан, — пели солдаты, — за воина, что пал в бою. Подними, подними свой последний стакан, подними за павшего воина».

Это была простая песня из тех, что поют в тавернах, но других солдаты не знали. И чем громче она звучала, тем больше нравилась Энне. В песне был ритм, мелодия подчеркивала смысл слов, а некоторые солдаты даже подняли вверх руки, как бы прославляя погибших. Это напомнило Энне, что жизнь продолжается.

Она наблюдала за огнем, но ее взгляд то и дело устремлялся к мертвым телам, к скрюченным рукам, к чернеющим лицам в густом дыму, к воинским туникам, проеденным языками пламени. То, что осталось от Лейфера в этом мире, раскалилось добела, было ярким и живым. Энна ушла до того, как костер догорел, до того, как все превратилось в пепел.

Через две недели после битвы на поле у Остекина Энна возвращалась в Лес. Она беспокоилась, как будто дома ее ждал Лейфер, голодный, не способный без ее помощи приготовить рагу. Она знала, что это не так, но все равно сказала Изи: «Я должна только проверить, что его там нет, и убедиться, что с курами все в порядке».

Энна шла в компании десятка лесных парней, большинство из которых были куда нужнее дома, чем на полях сражений, и кое-кто из них теперь напряженно смотрел вперед, сдвинув брови и пытаясь понять, что же такое на самом деле эта война. Энна думала, что и Финн окажется среди возвращающихся, но он удивил ее, сказав:

— Передай моей маме, если сможешь: я остаюсь с принцем, — и быстро вернулся в лагерь своей сотни.

Энна подумала о том, как изменился Финн, как вообще все изменилось.

Она слабо чувствовала тепло шагающих рядом с ней людей и живых растений под ногами. Через несколько дней пути ее ощущение разных видов тепла стало совершенно безошибочным. По ночам ей неуютно было рядом с огнем, и Энна устраивалась спать подальше, в стороне от всех, там, куда почти не добирался свет костра. Но даже оттуда она улавливала его нежный жар, плывущий в воздухе, чтобы коснуться ее кожи.

Когда они вступили под покров Леса, Энну удивило то, как насыщен воздух теплым излучением растений и животных. Энна прежде и не осознавала, как много всего растет вокруг нее, каким изобилием жизни наполнен каждый дюйм. Войдя наконец в свой пустой маленький дом, она села на кровать и уставилась в пол. Энна не желала смотреть на дверь, чтобы не питать глупую надежду, будто ее брат вот-вот появится на пороге. Прежнее беспокойство настолько усилилось, что его почти можно было услышать сквозь пение сверчков.

Большую часть ночи Энна пролежала с открытыми глазами, удивляясь, как это Лейфер умудрялся спать так крепко. Почему он не бодрствовал, постоянно изумляясь потокам тепла, что струились от деревьев и животных, проникая сквозь трещины в стенах? Ее осознание этого тепла было последним звеном цепочки, связывавшей ее с Лейфером. Когда Энна сосредоточивалась, ощущение тепла становилось более отчетливым. Ей казалось, что она может различить струйки, текущие от какого-нибудь зверька, от дерева, от папоротника… Все вокруг было живым, бодрствующим, растущим. Тепло щекотало кожу Энны, приятное, как запах горячего хлеба.

А вот очаг был холодным. Энна просто-напросто отказалась разжигать огонь, даже с помощью кремня.

Утром она заперла дом и преподнесла Доде в подарок половину своего запаса яиц в обмен на обещание присматривать в течение неопределенного времени за курами и козой. К концу следующей недели Энна снова пришла в Остекин. Она поздоровалась со стражами западных ворот и направилась к зданию городского совета, где устроил свою штаб-квартиру Джерик.

На главной улице она увидела Изи в простой одежде, с прикрытыми шарфом волосами, как будто та вышла на прогулку. Два молодых солдата, явно чем-то взволнованные, остановили ее и начали что-то быстро говорить. Энна прибавила шагу.

— Простите, но я не думаю, что это такое уж справедливое требование, — услышала Энна голос Изи. — Поговорите лучше с вашим капитаном…

— Нет, я лучше поговорю с тобой! — возразил один из солдат. — Мой брат погиб на том поле, и я не собираюсь просто сидеть тут и ждать, пока мой капитан позволит мне снова сражаться.

— Верно. — Второй солдат шагнул ближе, тыча пальцем в Изи. — И если ты не…

— Эй, да ты никак вздумал угрожать светловолосой госпоже? — Энна протиснулась между Изи и солдатами и стала оттирать их, пока те не отступили. — Ты что, тирианская свинья, переодетая в мундир Байерна?

Солдаты замерли:

— Мы просто говорим правду.

— Да вы просто бормочете что-то, упиваясь своим голосом! Идите-ка отсюда, идите! И если я снова услышу, что вы огорчаете нашу принцессу, то врежу вам так, что вы забудете родную мамочку!

Солдаты колебались.

— Вы меня слышите, молокососы? — рявкнула Энна. — Прочь!

Солдаты повернулись и медленно ушли.

Изи вздохнула:

— Бедные мальчики горюют, а я не знаю, как им помочь.

— Зато я знаю. Только разреши, и я их так высеку!

Изи коротко рассмеялась и кивнула:

— Я понимаю, что тебе этого хочется, но не думаю, что есть такая необходимость. По крайней мере, на этот раз. — Она посмотрела в глаза подруге. — Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности, Энна. Я так рада, что ты вернулась.

Энна подавила внезапно возникшее неловкое чувство — как будто она чем-то обидела Изи и только теперь об этом вспомнила. «Огонь. Я ей еще не рассказала!» Ведь она потому и сбежала из Остекина почти сразу после сражения, что не хотела говорить подруге о том, что прочитала пергамент. Она опасалась, что Изи начнет смотреть на нее так же, как она сама смотрела на Лейфера, гадая, какая часть его поступков принадлежит самому Лейферу, а какая продиктована огнем, и постоянно ожидая, что брат сорвется и вспыхнет пламя. Изи сказала: «Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности». Разве может Энна предать ее?