Вероника Рот - Избранная

В соседнем вагоне лихач с безучастным лицом протягивает руку парню передо мной, и он принимает ее, двигаясь, словно робот. Я, не глядя, беру следующую руку и как можно грациознее забираюсь в вагон.

Я стою перед человеком, который мне помог. Вскидываю взгляд, всего на долю секунды, чтобы увидеть его лицо. Тобиас, такой же безучастный, как и все. Неужели я ошибалась? Он не дивергент? Слезы наворачиваются на глаза, и я смаргиваю их, глядя в сторону.

Люди набиваются в вагон, и мы встаем в четыре колонны, плечом к плечу. И тут случается нечто неожиданное: чужие пальцы переплетаются с моими, и ладонь вжимается в ладонь. Тобиас держит меня за руку.

Все мое тело наливается энергией. Я сжимаю его руку, и он сжимает мою в ответ. Он не спит. Я была права.

Мне хочется взглянуть на него, но я заставляю себя стоять смирно и смотреть прямо, пока поезд набирает ход. Тобиас медленно водит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. Это должно успокаивать меня, но в действительности раздражает. Мне нужно поговорить с ним. Нужно увидеть его.

Я не разбираю, куда идет поезд, потому что девушка передо мной слишком высокая, так что я смотрю ей в затылок и сосредоточиваюсь на руке Тобиаса в моей, пока рельсы не взвизгивают. Не знаю, сколько времени я так стояла, но у меня болит спина, а значит, немало. Поезд со скрежетом останавливается, и мое сердце колотится так сильно, что трудно дышать.

Прежде чем выпрыгнуть из вагона, я вижу краем глаза, как Тобиас поворачивает голову в мою сторону, и тоже смотрю на него. Взгляд его темных глаз настойчив.

— Беги!

— Моя семья, — возражаю я.

Я снова смотрю перед собой и выпрыгиваю из вагона, когда подходит моя очередь. Тобиас шагает впереди. Я должна сосредоточиться на его затылке, но мы идем по знакомым улицам, и я отвлекаюсь от колонны лихачей. Я прохожу мимо места, куда каждые шесть месяцев ходила вместе с матерью за новой одеждой для нашей семьи; мимо остановки, на которой когда-то ждала автобус по утрам перед школой; мимо полоски тротуара, настолько потрескавшейся, что мы Калебом играли на ней в переправу.

Все они изменились. Здания темные и пустые. Дороги полны солдат-лихачей, марширующих в едином ритме, не считая офицеров, которые стоят через каждые несколько сотен ярдов и наблюдают, как мы идем мимо, или что-то обсуждают небольшими группами. Такое впечатление, что никто ничего не делает. Мы правда пришли на войну?

Я прохожу полмили, прежде чем получаю ответ на этот вопрос.

Раздаются хлопки. Я не могу оглядеться, чтобы найти их источник, но чем дальше иду, тем громче и резче они становятся, пока я не узнаю в них звуки выстрелов. Я стискиваю зубы. Надо идти, надо смотреть прямо.

Далеко впереди я вижу, как лихачка толкает мужчину в серой одежде на колени. Я узнаю его — это член совета. Лихачка достает пистолет из кобуры и с незрячими глазами всаживает пулю в затылок мужчины.

У лихачки седая прядь в волосах. Это Тори. Я едва не спотыкаюсь.

«Не останавливайся». У меня печет глаза. «Не останавливайся».

Мы проходим мимо Тори и упавшего члена совета. Переступая через его руку, я едва не разражаюсь слезами.

Затем солдаты передо мной останавливаются, и я следую их примеру. Я стою так неподвижно, как только могу, но единственное, чего мне хочется, — это найти Жанин, Эрика и Макса и пристрелить их. У меня дрожат руки, и я ничего не могу с ними поделать. Я быстро дышу через нос.

Очередной выстрел. Краем глаза я вижу, как серое размытое пятно валится на мостовую. Если это продолжится, все альтруисты погибнут.

Солдаты-лихачи исполняют неслышимые приказы без промедления и сомнений. Нескольких взрослых альтруистов согнали к одному из соседних зданий вместе с альтруистами-детьми. Море солдат в черной одежде охраняет двери. Единственные, кого я не вижу, — лидеры Альтруизма. Возможно, они уже мертвы.

Один за другим солдаты-лихачи отходят в сторону, чтобы выполнить то или иное задание. Скоро лидеры обнаружат, что, какие бы сигналы ни получали остальные, до меня они не доходят. Что мне делать, когда это случится?

— С ума сойти, — воркует мужской голос справа от меня.

Я вижу прядь длинных сальных волос и серебряную серьгу. Эрик. Он тычет указательным пальцем мне в щеку, и я борюсь с порывом ударить его по руке.

— Они действительно нас не видят? И не слышат? — спрашивает женский голос.

— О нет, и видят, и слышат. Просто не обрабатывают данные так, как всегда, — отвечает Эрик. — Они получают команды от наших компьютеров в передатчиках, которые мы им впрыснули…

С этими словами он прижимает пальцы к ранке на моей шее, чтобы показать женщине, куда именно впрыснули. «Не шевелись, — приказываю я себе. — Не шевелись, не шевелись».

— …и незамедлительно их исполняют.

Эрик шагает в сторону и наклоняется к лицу Тобиаса, усмехаясь.

— Какое приятное зрелище, — замечает он. — Легендарный Четыре. Никто больше не вспомнит, что я был вторым. Никто не спросит, каково учиться вместе с парнем, у которого всего четыре страха.

Он вытаскивает пистолет и приставляет к правому виску Тобиаса. Мое сердце колотится так сильно, что пульсирует даже череп. Эрик не может выстрелить; он не выстрелит. Он наклоняет голову.

— Как по-твоему, кто-нибудь заметит, если его случайно пристрелят?

— Конечно нет, — скучающим тоном произносит женщина.

По-видимому, она лидер Лихости, если может дать Эрику разрешение.

— Он теперь ничто, — добавляет она.

— Очень жаль, что ты не принял предложение Макса, Четыре. В смысле, тебе жаль, — тихо произносит Эрик и взводит курок.

У меня горят легкие; я не дышу уже почти минуту. Уголком глаза я вижу, как рука Тобиаса дергается, но моя ладонь уже на пистолете. Я прижимаю дуло ко лбу Эрика. Его глаза широко распахиваются, мышцы лица обмякают, и на мгновение он кажется еще одним спящим солдатом-лихачом.

Мой указательный палец поглаживает спуск.

— Убери пистолет от его головы, — приказываю я.

— Ты меня не застрелишь, — отвечает Эрик.

— Любопытная теория.

Но я не могу его убить, не могу. Я стискиваю зубы и отвожу руку вниз, стреляя Эрику в ногу. Он визжит и хватается за нее обеими руками. В тот миг, когда он убирает пистолет от головы Тобиаса, тот выхватывает свой пистолет и стреляет в ногу подружке Эрика. Я не проверяю, попал ли он. Просто хватаю Тобиаса за руку и бегу.

Если мы доберемся до переулка, то сможем раствориться среди зданий, и нас не найдут. Осталось преодолеть две сотни футов. Я слышу шаги позади, но не оборачиваюсь. Тобиас хватает и сжимает мою руку, тащит меня вперед, быстрее, чем я когда-либо бежала, быстрее, чем я вообще могу бежать. Спотыкаясь, я спешу за ним. Раздается выстрел.

Боль острая и внезапная, она возникает в плече и тянет во все стороны наэлектризованные щупальца. Крик застревает в моем горле, и я падаю, обдирая щеку о мостовую. Я поднимаю голову, вижу колени Тобиаса у своего лица и кричу: