Эдуард Веркин - Пчелиный волк

Это было уже совсем больно. Оч-чень.

Я рванулся к островку из последних еще не перекусанных жил. Сделал пять шагов. На шестом правая нога провалилась в ил по колено. Левая тоже. И тут же вода вокруг меня вспучилась сотнями рыбьих спин.

И тогда я завыл.

Потому что понял, что сейчас меня сожрут.

Правильно говорят, что слезы приносят облегчение, правильно. Мне они его тоже принесли. Едва я заплакал, как сразу понял, что надо делать. Как спасти остатки моей шкуры от тотального побоя. Я свалился на спину и, отталкиваясь от ила каблуками и ныряя в липкую грязь, забулькал к суше.

Я толкался ногами, пихался руками и помогал себе спиной – так было быстрее, островок приближался. Когда уровень грязи понизился, а дно стало тверже, я сумел подняться на ноги в третий раз. Штанина на правой ноге была разгрызена в лохмотья, скотч, крепящий супербулат, тоже. Я выхватил нож и с удовольствием воткнул в глаз ближайшей тварине.

Это ее ничуть не смутило. Тогда я попытался вспороть ей жабры, но не успел. На островке неожиданно нарисовался странный человек, похожий на бродячий скелет в рубище.

Именно в рубище. Вообще, раньше я никогда не видел настоящего рубища, но представлял его себе именно так. В виде старого прогнившего мешка с дырками для рук и головы, перепоясанного ржавой веревкой, с пятнами от дегтя, с зеленой плесенью. Из дырок торчали руки в черной ситцевой рубахе в белый горошек.

– Стойте! – крикнул тип в рубище. – Заклинаю вас всем святым, стойте же!

Я машинально замер.

– Отлично! – тип в рубище вытянул перед собой руки. – Отлично, я сейчас!

Он задергал руками, подозрительно загудел, затем из его пальцев вырвались желтые молнии. Молнии вонзились в воду.

Зубы у меня заломило, волосы затрещали, между указательным и мизинцем правой руки проскочила искра, по ногам прошла мощная зудящая дрожь, я свалился в жижу.

Ну вот, подумал я. И началось. Первый тип, которого я встретил на Планете Х, умел пуляться молниями. Всю жизнь мечтал о таком приятеле.

Пока, пока.

Очнувшись, я обнаружил себя уже на суше. Я лежал, вернее, сидел, привалившись спиной к сломанному дереву. Как поэт Байрон в послеобеденном отдыхе. Я все еще был увешан пираньями, но гораздо в меньшем количестве, штук двадцать, наверное, осталось. И дохлых.

Тушка болела и саднила, как будто меня искусали гигантские комары. Или гигантские омары. И те и другие, короче. Кожа в пределах обозримости была покрыта многочисленными язвами, они кровоточили и ныли. Несгораемый комбинезон не покатил, пираньи на него просто плевали.

Рядом со мной на коленях сидел тот самый. В рубище. Не очень высокий, худой, настоящий Мистер Скелетон. Скелетон осторожно обирал с меня пираний и складывал их в большой железный котел. Я сумел рассмотреть, что рыбы в котле было уже порядочно, почти на две трети емкости. Но в котел шли только жирные рыбы. Мелкую и вообще неказистую пиранью Скелетон отбрасывал в сторону. В стороне ее подбирал жалкий кот с проступающими ребрами, свалявшейся шерстью, поломанными усами и следами былого аристократизма на морде. Кот проглатывал пираний почти не прожевывая, рыба собиралась в его желудке и прорисовывалась через тонкую кожу хвостами и мордами, отчего кот походил на мешок, набитый сушеной воблой. Но кот никак не мог остановиться, ел и ел, в результате чего его живот раздулся до таких размеров, что кот не смог встать на ноги самостоятельно.

После чего он мяргнул и регбистским мячом скатился к воде.

– Доминикус! – воззвал тип в рубище. – Котик мой, остановись! Ты же не умеешь плавать!

Не знаю, умел ли Доминикус плавать, но то, что утонуть ему было не суждено, я не сомневался.

– Доминикус! Спасу тебя, спасу! – Тип прыгнул и выручил своего четвероногого друга на самом краю болота. – Доминикус! – Тип стал вытирать кота своим мешком, хотя котяра совсем и не промок. – Я согрею тебя, дорогуша, я сделаю тебе массаж…

Тип принялся жулькать своего питомца на манер гармошки, коту это явно не шло на пользу, он гремел костями и выл.

– Терпи, Доминикус, терпи, у нас пока нет огня, чтобы тебя согреть, я исчерпал весь свой запас энергии, но я согрею тебя…

– Я могу развести огонь, – сказал я.

Тип уставился на меня. Потом сказал:

– Не похож.

– На кого не похож? – поинтересовался я.

– На дауна. Все, кто попадают сюда, первое время похожи на дауна. Глаза, уши… Общее выражение лица… И вообще, сюда может только даун мечтать попасть… А ты вроде как нормальный…

Я погляделся в лужу. На дауна я действительно не был похож совершенно. Похож на идиота. Попавшего в комбайн для приготовления травяной муки.

– Нож. – Я огляделся. – У меня был нож…

– Утонул, – тип развел руками. – Извини, пришлось поторапливаться. Еще чуть-чуть, и от тебя бы одни сырокопчености остались.

Плохо. В ноже был напильник, проволочная пила, вечная зажигалка. Теперь напильника, пилы и зажигалки не было. И ножа тоже не было.

– Не получится? – Тип прижимал к себе своего кота. – С огнем?

– Не получится.

– Ладно, попробую сам…

Тип принялся собирать левой рукой влажный сушняк, правой рукой продолжая прижимать к сердцу своего Доминикуса. Сушняка вокруг было много, быстро образовалась изрядная куча.

– Есть что-нибудь сухое? – спросил Скелетон.

Сухого у меня не было.

– Это плохо, – сказал мой новый друг. – Впрочем, есть один способ. Жестокий, но неизбежный…

Сказал и извлек откуда-то из глубин своего рубища длинную черную палочку.

– Эбонит, – сказал тип. – Я впал в варварство, увы. Я слаб, и нет во мне сил. Ни для жизни, ни для великих свершений. Прости меня, Доминикус, прости…

Тип снова нырнул рукой в свое рубище и достал деревянную расческу. Судя по грубости работы, самодельную. Он протер расческу о балахон и принялся прореживать шерсть своего кота.

Я с интересом наблюдал. Все это напоминало мне…

Сон. Больше всего это напоминало мне сон. Не то чтобы кошмар, нет. Просто тягучий неприятный сон, из которого трудно выбраться.

Впрочем, моя задача не удивляться, моя задача совсем другая.

Скелетон тем временем продолжал расчесывать свою кошатину и очень скоро скопил целый ком серо-голубой шерсти. Он подул на шерсть и спрятал комок под кучу хвороста. Затем взял черную палочку и принялся быстро-быстро тереть ее о худой хребет Доминикуса. Когда палочка щелкала по ребрам, Доминикус подтявкивал.