Росс Уэлфорд - Что не стоит делать невидимке [litres]

Я гляжу на себя в зеркало – выглядит шикарно. Я широко улыбаюсь – это выглядит уже куда менее шикарно, как будто мне все зубы выбили.

Я даже ладони крашу, а ногти намазываю беловатым лаком.

Папа с сентиментальной полуулыбкой на лице наблюдает, как я верчу головой, чтобы оценить результат со всех сторон.

– Ты выглядишь точно как твоя мама, – говорит он, и я решаю, что сейчас самое время задать ему вопросы, которые мне до смерти хотелось задать.

Потому что всё не делается прекрасно, как по волшебству, понимаете?

Не то чтобы я такая: «Ой, мой папа нарисовался из ниоткуда, так что теперь я буду жить долго и счастливо, ни о чём его не спрашивать и всегда доверять ему. Вуп-ди-ду! Конец».

Нет. У меня есть вопросы, на которые – насколько мне известно – может ответить лишь он. Ну, то есть он, ба и прабабуля, но поскольку папа сейчас ближе всех, придётся спрашивать его.

Я делаю глубокий вдох и спрашиваю:

– Почему ты сбежал в Новую Зеландию и бросил меня?

Когда мама умерла, я жила с ба, хотя, как я уже, кажется, сказала, я не очень много помню – мне было всего три.

– Твоя мама всегда хотела для тебя самого лучшего, – говорит папа. – Она не могла заботиться о тебе как следует – со всеми гастролями и записями альбомов, ну и, что ж, ты понимаешь…

Я не понимаю. Не то чтобы.

– Значит, со мной ей было… что? Неудобно?

Папа кажется обиженным, и я осознаю, что задела за живое.

– Скорее «невозможно». Жизнь, которую мы вели, была не совсем подходящей для маленькой девочки.

– Так почему было не изменить свою жизнь?

Папа негромко фыркает от смеха.

– Твоя бабушка так и сказала. Она радовалась успеху твоей мамы, но ненавидела мир, в котором она крутилась: эстрада, шоу-бизнес, музыка. Это люди, которые завидуют всему: люди, которые тебя предадут. Чтобы выжить, нужно быть сильным. Думаю, твоя бабушка винила себя, что твоя мама оказалась недостаточно сильной.

– Безумие какое-то.

– Возможно. Но мы все чуточку безумны. Иначе жизнь была бы скучной, правда?

Мы по-прежнему в комнате ба, и папа, рассказывая, всё достаёт и достаёт вырезки и фото из жестянки и вертит их в руках. Он добирается до той, на которой мы с мамой под дождём, и просто глядит на неё.

– Говорили, что она была пьяницей. Наркоманкой, – говорю я.

– Нет, – отвечает папа. – Кто угодно, но не твоя мама. О, все так говорили , и – что ж, она ходила по острию ножа. Но после твоего рождения она перестала.

– От чего же она тогда умерла?

– Сердечный приступ. Так сказали врачи. Думаю, если быть совсем уж честным, она была довольно слабенькой, физически. Но ты знаешь поговорку «поливай грязью – что-нибудь да пристанет»?

– Заработай дурную репутацию – и она с тобой останется?

– Именно, в яблочко. А тот единственный человек, который мог ей помочь, – не помог.

Он держит в руках открытку с посланием для ба, ту, что с маяком: «Если всё пойдёт наперекосяк, пожалуйста, спрячь Бу подальше от всего этого».

– Кто это был? – Я ужасно надеюсь, он не ответит «твоя бабушка». Я не вынесу, если он станет винить ба.

– Я. Я был не в себе. Я запутался, был жалок и совершенно не в состоянии воспитывать маленькую девочку. Ну то есть, я пытался. Я сказал судье, что буду обеспечивать тебя и брошу шоу-бизнес, но в суд я заявился пьяным, ну вот и всё. Твоя бабушка, храни её господь, сделала в точности то, что обещала твоей маме. Она увезла тебя подальше, дала тебе новое имя, новый дом, новое прошлое .

Должна сказать, это всё сваливается на меня несколько быстровато.

Я не уверена, что мне это нравится, но нужно слушать дальше. Папин голос мягкий и ободряющий. Вот только то, что он говорит, вовсе не мягкое и не ободряющее.

– Это ба выбрала мне имя? – спрашиваю я.

Папа смотрит на меня.

– Да ладно, я что, похож на человека, который назвал бы ребёнка Этель? – Тут на его лице появляется застенчивая полуулыбка, и я понимаю, что он меня испытывает, и улыбаюсь.

– Не очень. – Я оглядываю его опрятную одежду и аккуратную причёску. – Но ты не похож и на человека, который назвал бы ребёнка Тигрица Кошечка. Больше не похож, по крайней мере.

Он улыбается сконфуженной полуухмылкой.

– Подловила, – говорит он.

– Так как мне теперь себя называть? – спрашиваю я.

– Ты можешь зваться как тебе угодно. Мы с твоей мамой всегда называли тебя Бу – как на этой открытке, – он приподнимает её. – Как девочку из «Корпорации монстров». Твоя мама обожала этот мультик.

– Я тоже, – говорю я. – Но то имя… оно немного, я не знаю… попахивает шоу-бизнесом. Правда?

Он смеётся.

– Ага. Шоу-бизнес совсем вскружил нам головы! Теперь я предпочитаю Этель.

– Серьёзно?

Он пристально смотрит на меня сквозь мои солнцезащитные очки.

– Да, серьёзно.

Это приятно слышать, но я не собираюсь от него отвязываться.

– А теперь? Зачем ты появился сейчас?

Следует ужасно долгая пауза. Такая долгая, что я начинаю сомневаться, услышал ли папа мой вопрос.

– Пап?

Он поворачивается ко мне и кивает.

– Я тебя слышал. Я просто не уверен, будет ли мой ответ достаточно хорош.

– Всё равно скажи.

– Я боялся. Боялся, что ты станешь меня ненавидеть; боялся, что станешь винить. Как только я привёл себя в порядок, мне стало ясно, как сильно я тебя подвёл. Я решил, что без меня тебе должно быть лучше, и кроме того, твоя бабушка так постаралась, что найти вас было очень нелегко.

– Так как же ты меня всё-таки нашёл?

– Знаешь что, Этель. Думаю, есть кое-кто, кто сможет объяснить лучше, чем я. Но нам придётся выйти из дома.

Он встаёт и достаёт из кармана очередную подушечку жвачки. Тогда-то я и замечаю: это никотиновая жвачка, её жуют те, кто хочет бросить курить. Я смотрю на папины пальцы: жёлтые пятна сделались куда бледнее, и он больше не пахнет застарелым табаком.

– Ты бросил курить, – говорю я.

– Стараюсь изо всех сил, – вот и всё, что он говорит, а потом снова принимается жевать.

Я тоже встаю.

– Так куда мы отправимся?

– Повидаться с твоей прабабулей, – отвечает он.

Когда мы входим, прабабуля поворачивает крошечную седую голову в нашу сторону. Она как будто начинает кивать активнее и не сводит глаз с широко улыбающегося папы. Мы взяли с собой Леди; теперь она совершенно спокойна рядом со мной и немедленно подходит и плюхается у прабабулиных ног в тапочках.

– Старая добрая миссис Фриман! Второй раз за несколько дней, а? – говорит папа. – Вы довольно хорошо сегодня выглядите. Ну, определённо гораздо лучше, чем имеете право для человека вашего возраста.

Я перевожу взгляд на папу, в ужасе от его… чего? Дерзости, наверное. Он продолжает в том же духе: прямо, задорно, весело.