Камилла Бенко - Дитя звезд [litres]

Клэр была не против остаться за кулисами. По правде сказать, это то, что она всегда предпочитала. Она стояла на сцене одна всего лишь раз. Это случилось в прошлом году, когда учитель попросил её произнести вступительное слово на награждении выпускников начальной школы. Целую неделю Клэр мучили кошмары: что, если она споткнётся? Что, если всё перепутает? Что, если над ней начнут смеяться? Когда Клэр задала всё тот же вопрос в седьмой раз, Софи раздражённо вздохнула и сказала, чтобы она просто представила всех зрителей в пижамах.

«Как это мне поможет?» – спросила тогда Клэр. Софи лениво пожала плечами со своего места. Она развалилась в старом кресле в цветочек, перекинув через подлокотник ноги: «Без понятия. Я не боюсь выступлений! Я просто слышала, что так говорят тем, кто боится».

А когда момент наконец настал и Клэр поднялась на сцену, она посмотрела в зрительный зал и увидела… Ничего она не увидела. Софиты светили слишком ярко. Поэтому вместо того, чтобы вообразить, что собравшиеся одеты в пижамы, она просто представила, что говорит с Софи один на один. Это помогло ей справиться с волнением.

После Софи ей сказала: «Видишь, ничего сложного, правда?» – Клэр посмотрела тогда на неё, гадая, каково быть такой же храброй от природы, как её сестра.

Но теперь, оглядываясь назад, она понимала, что была храброй. Разве нет? Она ведь сделала то, что приводило её в ужас.

Это воспоминание придало Клэр уверенности, пока она шла за Клео через чёрный ход, который вывел их в заднюю часть сцены. Здесь находились декорации разной степени готовности. Хаос красок правил бал в закулисье, и Клэр с Клео приходилось уворачиваться от рулонов ткани и снующих туда-сюда рабочих на пути к дальнему углу крыла. Здесь Клэр могла находиться одна и в то же время наблюдать за всем происходящим. Недалеко от неё хихикала стайка маленьких девочек, среди которых была Лирика, – куски ленты вертелись у них под ногами, словно дружелюбные кошки. А мальчики строили друг другу глупые рожицы во время разминки.

На сцене, за несколькими слоями тюля, Клэр видела, как репетируют дети постарше. Они поднимали ноги вверх над головой, а затем опускали их обратно вниз, всякий раз с безупречной синхронностью. Хотя она не видела музыкантов в оркестровой яме, расположенной перед сценой, она разглядела макушки их голов и раскачивающуюся в такт палочку дирижёра.

Убедившись в том, что у Клэр есть всё необходимое, Клео ушла, пообещав вскоре вернуться.

Клэр взяла в руку кисть и посмотрела на краски. Ей выдали баночку бирюзового – цвета воды в заливе Острия Иглы, и баночку, наполненную до краёв радужным белым. Он напомнил ей мамины перламутровые серьги и…

Свет, пробежавший по полуночной равнине.

Прядь, поблёскивающую в тёмном хвостике.

Софи, превращающуюся в единорога.

Клэр тряхнула головой, пытаясь очистить свои мысли от этого воспоминания, и опустила кисть. Она не была готова рисовать сразу в цвете. Она вытащила карандаш из волос и опустилась на пол. Прислонившись спиной к стене, Клэр набросала серебристую линию на клочке пергамента, который оставили ей, чтобы она смогла опробовать краску. Продвигаясь по нетронутой чистоте бумаги, она почувствовала, как её тело наполняет уверенность, и немного успокоилась. Что-что, а рисовать она умела.

Позволив карандашу летать по странице, Клэр рисовала, не планируя изобразить что-то конкретное. Её мысли были переполнены острыми углами и зазубренными краями. Рисование было лучшим способом их разгладить, чтобы разобраться в происходящем. Именно за этим занятием она провела большинство ночей, когда Софи лежала в больнице и их дом казался особенно пустым.

Она прочертила изгиб, затем дугу и, наконец, ещё один изгиб. Это могла быть вершина горной цепи или… Она добавила ещё несколько линий и принялась за штриховку – корона.

Клэр ощутила укол разочарования. Она была к ней так близко. Во всяком случае, к её первой части. Зубец – узел любви лежал всего в нескольких метрах. Он был выставлен там в фойе на всеобщее обозрение, и всё же казалось, что до него ей, как до луны.

Она прочертила ещё одну линию, толстую и увесистую – наверное, такую же увесистую, как корона, когда надеваешь её на себя. Клэр и ободок-то терпела с трудом. Ей не нравилось, как он сдавливал виски. Поэтому она могла себе представить, до чего тяжело носить на голове металлическую корону.

Она добавила своему рисунку ещё несколько линий. Её мысли не поспевали за её карандашом. Обычно чудесная сила заключалась в материи, и Клэр помогала направить её в нужное русло, но сейчас ей почти казалось, что это карандаш тянет её за собой, и она позволила этому образу, чем бы он ни был, пролиться на бумагу. Внутри неё, словно забытое воспоминание, разворачивалась история.

– Я не хочу её носить, – пожаловалась принцесса. – Она тяжёлая, и от неё у меня болит голова.

А ещё она создавала много шума. Всякий раз, как принцесса оказывалась рядом с короной, она слышала гудение метеорита, из которого её выковали.

– Звёздочка моя, тебе никогда не придётся её носить. – Мать поцеловала дочурку в лоб. Причёску женщины увенчивала небольшая тиара со сверкающей вуалью. – Эту ношу предстоит нести твоему брату.

Девочка мрачно посмотрела на корону своими серыми глазами. Корона была выкована из пламени звезды – метеорита – и поблёскивала в слабом свете тронного зала.

– Я очень рада, – с чувством произнесла девочка. Ей не верилось, что такая тяжёлая вещь однажды придётся впору её брату. Его детская головка пока ещё была покрыта нежным пушком. Ей было его жаль. В конце концов, как можно оседлать единорога и раствориться в рассвете, когда тебя пригибает к земле что-то настолько тяжёлое, как эта корона? Поскольку она была просто принцессой, а не наследницей, ей приходилось носить только серебряную диадему, да и то лишь когда они с папой выезжали из замка верхом.

Женщина рассмеялась. От улыбки вокруг её глаз побежали лучики морщинок.

– Кто-то думает о езде на единорогах?

Девочка смущённо опустила голову. Ей было неловко, но в то же время она радовалась, что мама её поняла. Королева Элейна всегда всё понимала. Вот почему большинство жителей королевства знали её как Элейну Отзывчивую.

– Идём, Эстелл, – сказала мама, подавая ей руку. – Давай проверим садовый пруд! Посмотрим, не обижают ли лебеди бедных гусят.

Принцесса Эстелл засунула руку в карман и вытащила из него кусочек клюквенного печенья, который она припасла от завтрака. Хотя это и было её любимое угощение, она волновалась за выводок гусят, которые вылупились этим летом чуть позже обычного.

– Великие умы мыслят одинаково, – произнесла королева Элейна, запуская руку в карман и доставая из него точно такое же печенье. Эстелл широко улыбнулась матери, и в то же мгновение протрубил рог с городской стены. Очень странно. Обычно рог звучал, если стражники завидели на дороге отца, возвращающегося во дворец. Но Эстелл видела отца этим утром. Он сидел, согнувшись над кипой бумаг, в своём кабинете. А значит, рог не отдавал приветствие; он предупреждает их о…