Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

– Чего?

Герман приподнял брови.

– Ну, ты видишь нежителей без труда, так ведь?

– А что в этом такого?

Юноша удивленно крякнул.

– Да что же ты… – Он покачал головой. – В самом деле…

Герман оглянулся на Охотников и, убедившись, что те не обращают внимания на их шушуканье, продолжил полушепотом:

– Ну, обычные люди ведь не видят нежителей. Кроме тех случаев, когда те сами открываются. Или если очень-очень захотят и будут искать мертвых специально, и то… Я слыхал, Вангели такой. То есть… – Парень склонил голову набок. – Он не видит. Все были уверены, что мэр Китилы невидящий. Мне нежители из Китилы рассказывали, будто он ходит вокруг кладбища, но никого не замечает. Говорят, он видит только нелюдимцев. Редкий случай!

– А ты – видишь? – вдруг заинтересовался Тео.

Герман прикусил язык, вновь вгляделся в лицо Теодора, скользнул взглядом по его шраму.

– Ну… да. Я всегда видел. У нас это из поколения в поколение передавалось, понимаешь… Но я не сразу понял, что вижу. И…

Он вздохнул, отвернулся и смолк.

– И что за особенность с видящими? – Тео отхлебнул мятный чай.

Юноша помедлил и еще раз оглянулся, а потом шепнул:

– Только видящий может стать Охотником, понимаешь? А таких раз, два – и обчелся.

– Сколько тебе лет?

Тео сам удивился, что разговорился. Чего он беседует с этим выскочкой? Но отчего-то заткнуться не мог.

– Шестнадцать.

– Мне тоже. И как ты стал… Охотником?

Герман стал отнекиваться, дескать, история долгая. Но в итоге не удержался – видать, язык у него был что твое помело. Правда, он то и дело смолкал и боязливо оглядывался то на Охотников, то на Теодора – и Тео чувствовал: парень что-то упускает.

Герман рассказал, что сбежал из дома и бродяжничал по городам – просил милостыню, ночевал под мостами, воровал. А потом шарился на окраине одного поселка, возле самого леса, и решил переночевать в заброшенном доме на старом кладбище.

Дом, оказывается, не пустовал. Ночью дверь отворилась, и потянуло холодом. Герман испугался, хотел было убежать, но нелюдимец учуял его и напал. Может, был голоден, а может, просто охранял свою территорию – он, видать, прятался в заброшке от людей. Ужас от тени шел такой, что парня парализовало – не мог двинуть ни рукой, ни ногой, а тут и этот, с кровавой мордой, – склонился над ним и давай одежду разрывать, а сам уже облизывается…

Когда Герман рассказывал это, Тео чуть не вывернуло.

– Ненависть нелюдимцев к людям столь сильна, что они готовы на самое худшее, – пояснил Герман.

И Тео понял, что тот имел в виду.

– А потом?

– А потом, – послышался холодный голос, – началось главное веселье.

Герман округлил глаза: Иляна стояла у них за спиной, и как только подкралась? Тео нахмурился, но девушка лишь глянула на Охотников – не смотрят ли – и продолжила:

– У меня тогда Названого не было, сколько ни искала – не могла найти… Помогала Харману выслеживать тварей, а он уже со своим напарником уничтожал. Я долго шла по следу того нелюдимца, но одна убить не могла, и он возвращался вновь и вновь.

Иляна помолчала.

– Оторвали эту дрянь в тот самый момент, когда он Герману глотку разодрал. Сделали, значит, все дела… Нелюдимец резвый оказался, – девушка показала шрам на запястье, – вот, подарочек оставил на память… К этому подошла, – она кивнула на Германа, – а он ну что труп… Лежит синий и глаза закатил. Из горла кровища хлыщет. Короче, натурально мертвяк. Но надо же хоть как-то помочь. Горло ему зашили, травы в глотку залили и оставили у костра – переживет ночь или не переживет… Нам-то уезжать надо, а тут возись. Утром подхожу, думаю, пора могилу копать. Щупаю – теплый и дышит.

– Да уж, – ухмыльнулся Герман. – В рубашке я родился, что ни говори!

– Ага! В общем, Харман уехал, а я осталась его лечить. Кабы знала, кем он станет, – лечила бы с утроенными силами, а так – чего уж там – не хотелось обузы! Ну, и вылечила… к счастью.

Лицо юноши вновь озарила та же улыбка – так, наверное, лишь псы радуются, когда видят своего хозяина после долгой разлуки. По холодному лицу Иляны тоже скользнула ухмылка. Видимо, где-то внутри этой суровой воительницы пряталась девушка – такая же, как Санда, нежная и чувственная, но, как речная вода, скрытая под твердой льдистой корочкой.

– Возвращаюсь как-то, а он уже сидит и рукой машет. Очухался. Думаю, как так – заметил? Ну, бывает, но все же… А он оказался видящим. И с ходу: что это за чудище, как ты его победила? Ага, так ему и расскажи. Но он, видать, сам скумекал – да и не в отключке лежал все время, слышал разговоры с Харманом. Я думаю: пора отвязываться от малахольного, да еще живяка, собрала вещи и за дверь – а он следом несется: «Возьми меня с собой!»

Иляна покачала головой. А Герман лишь тихонько – чтобы Охотники не услыхали – расхохотался, запрокинув голову.

– Ну… тогда я совсем болван был.

– Ага, сейчас хоть без «совсем». В общем, решил стать Охотником. Я ему объяснила, в чем риск. Не отступает. Ну, думаю, приведу в лагерь, покажу их лица изуродованные – поймешь. Будто самому мало – горло-то перерезали, еле-еле говорил после ранения.

Герман чуть смутился, а Тео действительно разглядел у него на шее длинный рваный шрам. И еще кое-что: с правой стороны в волосах белело пятно. Седина.

– А он не отступил. Привязался, ну и… Я долго искала Названого. Годами. – Иляна покачала головой. – Я не сразу поняла, зачем вернулась. Бродила по городам в этом обличье пятьдесят лет…

– Пятьдесят лет?! – удивился Тео.

Она кивнула.

– А как сделалась Охотницей, так сразу пошла искать напарника. Но Вик-то верно говорил: найти живого, кто будет видящим и согласится стать приманкой, – где это видано? Потому и мало нас, Охотников. А становится еще меньше оттого, что многие… Когда нелюдимцы…

Иляна сдвинула брови, помолчала.

– В общем, решила, чем черт не шутит. Ведь чтобы стать Охотником, одного желания мало. Надо заслужить право носить крест.

– Крест? – насторожился Тео.

– Каждый Охотник крест носит, то есть знак скрещенных мечей нежителя и живого. Как заслужит это право, с напарником братается. Этот обряд посерьезней, чем супружеские узы. Нет, не в том смысле! – округлила глаза Иляна, когда Тео охнул. – Просто узы эти боевые. Когда человек тебе роднее брата, понимаешь? Не думай ничего такого! Ой, да что тебе объяснять, не Охотнику-то… – Девушка с досадой отмахнулась. – Не поймешь ты никогда, как это страшно, одному на нелюдимца идти…

– Почему же, – помрачнел Тео. – Пойму.

Иляна хмыкнула, но, увидев взгляд Тео, смолкла.

– Я видел нелюдимцев. Не один раз.

Внутренний голос подсказывал: про то, что сам чуть не стал таковым, лучше бы помолчать. Но в душе Тео вспыхнул огонь: ему не верили! Считали каким-то слабаком! Он сжал кулаки. Иляна же кивнула: