Финн Сеттерхольм - Тайна Лидии [litres]

Но оставаться в Петуорт-хаусе до конца своих дней Лидии все же не хотелось, даже если бы добряк лорд Эгремонт ничего не имел против. Его гостеприимство не знало границ, и он явно любил быть окруженным детьми. То, что Лидия не была его дочерью, ничуть не смущало лорда, наоборот: его весьма забавлял тот факт, что он принял ее за своего ребенка. При встрече лорд всякий раз напоминал ей об этом. Но Лидия все же не могла не думать о том, как вернуться в современный Стокгольм, и чувствовала, что помощи следует ждать скорее от Тёрнера, чем от лорда и обитателей замка. Поэтому Лидия решила ехать с ним в Лондон.

– Отлично! – воскликнул Тёрнер. – Однако мне надоело трястись в повозках, так что в Лондон мы поплывем на пароходе. Я еще ни разу не плавал на такой штуковине, вот будет приключение, правда?

Многие дети расстроились, узнав, что Лидия их покидает. Одна из малышек по имени Джанет даже расплакалась. Она любила рисовать, сидя на коленях у Лидии. На прощанье она вручила своей любимице рисунок с надписью, которая гласила: «Я лублу Лидию».

В день отъезда дети собрались на лужайке перед замком. Сидя в повозке, Лидия не спускала глаз с мальчиков и девочек, которые махали ей на прощанье и вскоре растворились в озаренной солнцем дали. Всю дорогу до гавани Лидия молчала. Она вспоминала места, которые ей довелось увидеть, и людей, с которыми она познакомилась, сблизилась, а некоторых по-настоящему полюбила. Никого из них она больше никогда не увидит. Ей стало невыносимо грустно.

Пароход «Ромул» был похож на парусное судно, у него были две мачты, но кроме того – большая черная труба.

Как только судно покинуло гавань, ветер усилился и началась нешуточная качка. Сначала Лидии нравилось стоять на носу корабля и ловить брызги пены от волн, которые поднимались все выше. Тёрнер тоже был в приподнятом настроении:

– Будет шторм, помяни мое слово!

И шторм начался. Волны росли с огромной скоростью, ветер завывал, качка усилилась до такой степени, что стало трудно стоять на ногах. Один из членов экипажа посоветовал пассажирам спуститься в трюм. Лидия послушалась, но Тёрнер решил остаться на палубе. В трюме уже сидело множество людей, часть которых имели весьма бледный вид. Лидии тоже стало плохо. Она решила прилечь и закрыть глаза. Пароход трясло и кидало из стороны в сторону, волны с грохотом ударялись о борт. Вокруг раздавались стоны и вздохи, какую-то женщину рвало в ведро.

Путешествие на пароходе оказалось вовсе не веселой затеей. В душном трюме пахло дымом и рвотой. Лидию тоже стало тошнить, ей ужасно захотелось на свежий воздух. Встать на ноги было почти невозможно, пол ходил ходуном. Откуда-то донесся звон разбитой посуды. Держась обеими руками за стены, Лидия с трудом добралась до трапа, ведущего на палубу, и попыталась открыть дверь, что оказалось непросто из-за ветра. Наконец ей удалось выглянуть в узкую щель и увидеть волны, огромные, как горы. Они захлестывали палубу, обрушивая на нее каскады воды. По небу неслись огромные темные тучи, из трубы валил черный дым. Лидия тревожно оглядывала палубу в поисках Тёрнера: а вдруг его смыло волной? Наконец она увидела художника, мокрого, как бездомный кот: привязав себя веревкой к мачте, он смотрел на бушующее море и гребни волн, которые окатывали его пеной. Кажется, ему нравится мокнуть, изумленно подумала Лидия и осторожно спустилась обратно в трюм. Улегшись на койку, она забылась беспокойным сном.

Когда Лидия проснулась, корабль уже не качало, и до ее слуха доносились только гул паровой машины и голоса пассажиров. Выйдя на палубу, она увидела причалы, пирсы и множество пришвартованных судов. За ними, в серой дымке, виднелись очертания зданий. Корабль прибыл в лондонскую гавань.

Тёрнер отвязал себя от мачты. Вид у него был весьма забавный: волосы прилипли ко лбу, губы запеклись от морской соли. Остальные пассажиры многозначительно качали головой, глядя на художника. Но сам Тёрнер был в прекрасном расположении духа.

– Не думал, что выберусь живым из этой передряги! Но оно того стоило! – воскликнул он. – Картина выйдет будь здоров, ты уж мне поверь!

Лидия протянула Тёрнеру шляпу и сумку. На причале стояли новые пассажиры, ожидающие посадки на борт: дамы в длинных платьях, господа в темных сюртуках, мужчины в потрепанных куртках и мальчишки-оборванцы.

– Что ж, поехали ко мне домой, – сказал Тёрнер, жестом подзывая извозчика, стоящего неподалеку. – Я живу на Харли-стрит, далековато отсюда.

По пути домой Тёрнер рассказал, что его отец умер в прошлом году.

– Для меня это большая утрата. Отец занимался хозяйством, следил за порядком. Теперь все это в руках у старушки Сары Данби. Эх, как летит время.

День выдался пасмурный. Коляска катилась среди мрачных кирпичных фасадов и покосившихся деревянных хибар. Лондон казался маленьким и бедным. Лидия видела мужчин в рабочей одежде, которые толкали перед собой тачки, груженные мешками, грязных детей в лохмотьях и женщин в косынках, которые тащили узлы и ведра.

– Да, здесь не шибко красиво, – вздохнул Тёрнер, словно прочитав мысли Лидии. – Бедолаги… Несладко им приходится. Хотя вообще-то Лондон – красивый город, и тут много роскошных зданий. В молодости я часто ходил в собор Святого Павла – делал зарисовки его убранства.

Они остановились у дома из коричневого кирпича. Тёрнер поднялся по лестнице и приоткрыл дверь.

– Сара, ты тут? – крикнул он.

Послышались негромкие шаги, и через мгновение перед ними появилась сухонькая морщинистая старушка в зеленом платье. Седые волосы были убраны в пучок, а о ноги терлась большая черная кошка.

– Добро пожаловать, Уильям! На кого вы похожи! – вздохнула она. – Просто бродяга какой-то!

Переступив через порог, Лидия чуть не споткнулась о еще одну кошку, которая бросилась ей под ноги.

– А это еще кто? – спросила Сара.

– Это Лидия, она была вместе со мной у лорда Эгремонта, так что она свой человек… Хорошо рисует, хочет стать художником, хоть и девочка… Правда, у нее память отшибло, но скоро она придет в себя.

Квартира была темной и затхлой. Сара, похоже, была немного рассеянна, однако она проводила Лидию в кухню и пообещала накормить. На кухонной плите стояла кастрюля с остатками еды, а на столе сидела и внимательно наблюдала за Лидией еще одна кошка. Девочку все еще мутило после поездки на пароходе, и, бросив взгляд на содержимое кастрюли, она поняла, что не голодна. Да, время изысканных трапез в Петуорт-хаусе прошло.

После еды Тёрнер сказал, что хочет кое-что показать Лидии. Поднявшись по лестнице, они вошли в большую длинную комнату, стены в которой были увешаны картинами.

– Это моя галерея, – сказал Тёрнер. – Я сам ее построил несколько лет назад. Здесь я и продаю свои картины, чтобы не платить торговцам и посредникам. Здорово придумано, а? Можешь походить, посмотреть. Это мои детишки, хе-хе!