Анатолий Афанасьев - Те, кто рядом

— Почему старец замолчал? Я что-нибудь не так сказал?

— Что значит не так? Ты солгал?

— Никогда в жизни! — возмутился Балдоус, надеясь, что старец его слышит. — Я самый правдивый на свете. Я даже не понимаю этого слова.

Прогремел гулкий смех, от которого у Балдоуса кровь заледенела в жилах. Прямо перед ним высветился узкий проход в пещеру.

— Хватит у тебя сил войти, правдивый путник? — спросил голос.

— Постараюсь, о старец! — С помощью Глена Балдоус, кряхтя, поднялся и заковылял к пещере.

Он очутился в огромном помещении, где в стене светилась ещё одна маленькая дверь. Глен первый шагнул в неё. Балдоус — за ним. Это была та самая комната — склеп, в которой старец принимал Толю. На каменном ложе, укрытый звериными шкурами, возлежал хозяин пещеры.

— Здравствуй, советник Балдоус! — насмешливо окликнул его старец. — Вот ты и проник в стан врага. Мы ведь с тобой враги, не так ли?

— Я не Балдоус! — сказал Балдоус.

— А кто же ты? Уж не несчастный ли, обездоленный Жек? Или даже земляной человечек?

Момент для нападения был удобный. Глен присел в углу на скамеечку. Достать трубочку, подскочить к старцу и поразить его — всё это займёт секунды. Но Балдоус не мог даже пошевелиться. Взгляд старца парализовал его. Руки повисли как плети. Он лихорадочно подыскивал слова. Надо что-то правдоподобное соврать, чтобы старец отвёл свинцовый взгляд.

— Конечно, я не земляной человечек. И не Жек. Но и не тот, за кого ты меня принимаешь, светлейший. Если я и был когда-то советником Балдоусом, то теперь я просто-напросто недобитая жертва свирепого Бена Аморали. Я жажду отмщения и поэтому открою тебе роковую тайну!

Старец поморщился.

— Мне не нужны твои подленькие тайны, Балдоус. Лучше достань то, что ты прячешь под рубашкой, и отдай Глену!

Балдоус послушно вынул трубочку и передал мальчику.

— Осторожнее, малыш! — предостерёг старец. — Эта игрушка стреляет. Бедный Балдоус! Неужели ты и впрямь полагаешь, что убить меня так легко? Жестокость помутила твой разум, коли ты согласился выполнить это поручение.

— Мне приказали. Я не хотел! — прошамкал Балдоус. Коленки его постукивали одна о другую, как две деревяшки.

— На твоей совести, Балдоус, реки вины. Ты у Аморали не просто советник, ты его палач. Как ты думаешь, Глен, какого наказания он заслуживает?

Мальчик смотрел на Балдоуса с отвращением.

— Пусть скажет, что они хотят сделать с Толей?

Балдоус открыл было рот, но старец остановил его:

— Зачем нам слушать эту злобную жабу, малыш! Правду он способен сказать только по недоразумению. Всё, к чему прикасаются подобные ему, дурно пахнет. Не надо нам ничего от тебя, Балдоус!

— Я могу принести пользу! — завопил советник.

— Какую?

— У Аморали не было от меня секретов.

— Чтобы спасти свою шкуру, ты, разумеется, предашь его?

— Он первый предал меня, отослав в пустыню.

— У тебя есть что-нибудь такое, Балдоус, что тебе дорого?

— Только моя жизнь! — чистосердечно ответил Балдоус. Ему вдруг надоело изворачиваться.

— Твой ответ хорош, — задумчиво сказал старец. — За него я отпущу тебя обратно в город. Я тебе не судья. Придёт срок, тебя осудят другие.

— В город? К Аморали? — переспросил Балдоус.

— Куда же ещё?

С Балдоусом случился припадок. Он с рёвом царапал ногтями своё лицо. Потом Балдоус успокоился и сказал:

— Убей меня, о старец! Я прожил подлую жизнь — это правда. Убей меня сам или поручи кому-нибудь. Умоляю тебя! Убей, но не отсылай к Аморали. Ты представить не можешь, что сделает со мной Кувалдыч. Меня тысячу раз вздрючат и десять тысяч раз кокнут. Я не прошу жалости, я прошу смерти!

Балдоус в отчаянии уткнулся лбом в землю и в этой позе застыл. Глен его пожалел:

— Пусть он приглядывает за нашими коровами, отец!

Старец погладил Глена по волосам.

— Дорогой мальчик, ты заступаешься за негодяя, это говорит о твоей доброте, но не об уме. Увы, юность не ведает, что сегодняшний раскаивающийся враг завтра ещё больше озлобится… И всё-таки я выполню твою просьбу. Милосердие превыше возмездия, оно превыше самой справедливости… Балдоус, ты отправишься пасти слунгов. Отныне твоё будущее опять в твоих руках!

— Ты не раскаешься в этом, о мудрый старец!

— Я уже раскаиваюсь, но не мне ожесточать детское сердце. Постарайся, чтобы следующая встреча, если она случится, окончилась столь же мирно. Выбрось из головы зловещие планы. Как знать, а вдруг в твоей чёрной душе на склоне лет забрезжит луч добра… Ступай прочь!

Балдоус попятился к выходу, подобострастно кланяясь.

Старец задумался надолго. Глен не шевелился, боясь помешать ему. Наконец тот поднял на мальчика затуманенные глаза.

— Завтра решающий день, малыш! О да! Прольётся кровь, и скорбь распахнёт серые крылья над миром… Через час — совет думающих. Ты придёшь на него, Глен. Никак не могу понять, откуда здесь сквозняк…

В этой стране редко случались солнечные дни. Погода почти всегда была пасмурной и вполне соответствовала скучной и бедной жизни. Но в утро поединка небо и земля озарились солнечным светом, прекрасным, внушающим надежды. Узников вывели из подземелья и доставили к телеге, на которой была укреплена большая деревянная клетка. В телегу запряжены трое рослых Жеков.

— Повезут как зверей! — буркнул Толя.

Варвара Петровна, казалось, вообще ни на что не реагировала, а Софе клетка понравилась. Она захлопала в ладоши:

— Ой, как интересно! Я летала на межгалактических лайнерах, опускалась на дно океана в супербатискафах, но и мечтать не могла, что удастся прокатиться в телеге, запряжённой такими симпатичными лошадками… Толя, чем ты недоволен? Давай веселиться!

Софа хотела помочь ему, отвлечь от предстоящего поединка, и он преисполнился к ней глубокой благодарностью. Софа — верный, бесстрашный друг, хоть и девчонка. Он ей улыбнулся:

— Приезжай ко мне на Землю, покатаемся на трамвае.

— Обязательно! — пообещала Софа.

Они стояли в клетке, держась за перекладины, на каждой колдобине их швыряло друг к другу. Ехали долго и почти всю дорогу молчали. Только однажды Варвара Петровна строго сказала:

— Никак не могу допустить это издевательство над несовершеннолетним подростком. Не имею морального права.

Их привезли туда, где между городской стеной и окраинными домишками простиралось широкое поле. По всему полю тесно расположились тысячи горожан, и гул голосов напоминал печальный шум прибоя. Зрителей со всех сторон поджимали отряды вооружённых Жеков. Посредине огорожена небольшая, метров пятнадцать, квадратная площадка.

Рядом с площадкой — высокий деревянный помост с расставленными по нему плетёными креслами, вероятно, места для почётных гостей. Возле помоста Жеки сгрузили клетку с узниками. Началось тоскливое ожидание. Варвара Петровна всё порывалась выразить кому-то официальный протест, Софа её ласково успокаивала. Шум над полем всё усиливался и теперь стал похож на многоголосый плач. Несчастные обитатели города, согнанные в кучу, мучились и от страха, и от духоты. Они не знали, что их ждёт, но на хорошее не надеялись. Жеки резвились, со смехом швыряя в толпу комки глины.