Петроний Аматуни - Почти невероятные приключения в Артеке

Он происходил из знатного рода австралийских попугаев и, как все птицы, был дважды рождённый. Первый раз он появился на свет в виде белого яичка в далёком австралийском городе Сиднее.

— Там была самая безмятежная пора моего предварительного детства, — с удовольствием вспоминал он потом.

Уже тогда, влекомый жаждой впечатлений, он совершил смелое путешествие, пролетев в самолёте тысячи опасных километров, и приземлился в столице Великобритании — Лондоне.

На пути пришлось преодолеть африканские грозы и океанские штормы, ужасная болтанка трепала над Бискайским заливом, но нашему мужественному авиатору это было нипочём: ведь спокойнее всего участвовать в воздушных странствиях в качестве яйца.

— А когда вылупишься, — заметил наш мудрец в беседе с автором этих строк, — то начинается жизнь — как она есть…

После короткого отдыха он перелетел из Лондона в Москву, где пересел на поезд и всего за двадцать часов добрался до нашего весёлого города, раскинувшегося на крутом правобережье Дона в тихом месте, где реку опоясали два новых автомобильных моста и один железнодорожный, построенный ещё в давние времена.

Здесь, решив угомониться, Великий Покоритель Пространства уверенно пробил своим прочным клювом нежную скорлупу и родился вторично в семье человека, разводившего говорящих птиц.

Его нарекли прекрасным именем Тюля-Люля, которое могло означать всё что угодно и вместе с тем — ничего.

Когда Тюля-Люля окреп, добрый хозяин передал его за приличное вознаграждение Папе, а тот уже отдал его бесплатно своему двенадцатилетнему сыну Килограммчику.

Этот молодой человек, находясь тогда в пятом классе средней школы, с трудом, как сквозь дремучие тропические леса, пробирался к основам наук.

Когда у него появлялась «неохота», его подгонял Папа, а в частые минуты неудач Килограммчик находил утешение в ласковых объятиях Мамы, закрывая глаза на то немногое, что осталось позади, и боясь представить себе то, что ожидало его ещё впереди до окончания учебного года, не говоря уже об Аттестате зрелости…

Трудно описать красавца Тюлю-Люлю. Рост у него небольшой — сантиметров двадцать. На крепкой умной головке будто надета золотистая тюбетейка, а на груди — золотистая «манишка» с тёмно-синими пятнышками в виде ожерелья. На короткой шее золотистые и синие тоненькие «волны» и такой же расцветки крылья, небольшой размер которых понуждал к стремительному и «порхающему» полёту. Хвост длинный, из шести-семи синих перьев. Лапки с четырьмя пальцами — тоже синие, но не так, будто от холода, а по-настоящему. У Тюли-Люли даже крючковатый клюв был с синей шишечкой наверху.

Его друга, уже упомянутого мной Килограммчика, на самом деле звали Гошкой. Это розовощёкий толстячок с плутоватыми карими глазами. Шатен, среднего для своих лет роста.

У каждого человека есть какая-нибудь особенность в характере; у Гошки сопротивление . Всему и во всём. Особенно сильно оно вспыхивало, когда Папа давал ему поручение. Любое. Даже ничтожное. Например, вбить гвоздь в деревянную стену. В таких случаях Гошка тратил уйму усилий, чтобы оттянуть время: пересчитывал мух на кухне, гонял соседского сиамского кота Осьминога Кальмаровича, принимал таблетки от головной боли — лишь бы не браться сразу за порученное ему дело.

Вот каким странным и непохожим на других рос этот Гошка…

Ещё он любил поесть и в этом искусстве тоже не имел себе равных. Папа пытался его сдерживать, но это редко удавалось: Мама готовила так вкусно, что бывало, и сам Папа неохотно поднимался из-за стола, тяжело отдуваясь.

Ели же к обеду подавались ещё и блины да миска сметаны, Папа весело говорил:

— Ну, брат, держись… — и, расправив плечи, добавлял: — Не посрамим свою фамилию!

И не посрамляли, разумеется.

К третьему классу фигура Гошки округлилась и стала, как гирька, — отсюда и прозвище Килограммчик.

Папа, как и полагается, был главой семьи с самого её основания. И ещё писал книги для детей младшего и среднего школьного возраста, преимущественно сказки.

Писатели, как правило, надомники: пишут в своём домашнем рабочем кабинете. Папа вставал чуть свет, и Гошка не переставал удивляться: к чему? Ведь раз ты нигде на службе не состоишь и тебе так повезло, что не надо являться, как в школу, к определённому часу, не угнетай свой организм, а создавай ему щадящие условия!

Но Папа фактически мог работать только не более двух-трёх часов в сутки — утром. Потом семья, как следует завтракала, он провожал жену и сына до двери, брился и… отправлялся на: заседание, совещание, симпозиум, собрание, форум, митинг, диспут, встречу с читателями или выступление по телевидению (радио), открытие (или закрытие) выставки — одним словом, отправлялся на Мероприятие и возвращался домой вечером, где (по чётным числам) к этому времени собирались гости и единодушно выбирали улыбающегося Папу тамадой, то есть главным диктором застолья.

Мама была пе-ди-ат-ром (детским врачом). За день она умудрялась принять, осмотреть и вылечить несколько десятков ребятишек, по пути домой наполнить две огромные авоськи, ещё успевала приготовить ужин, а когда не было гостей (по нечётным числам) — выстирать, высушить и выгладить бельё.

Гошка старался не вмешиваться в дела родителей и быть самым незаметным в доме, чтобы ему давали минимум поручений. Тем более, что сейчас у него появилась забота — научить говорить Тюлю-Люлю. Но попугайчик упорно молчал, хотя по его осмысленному взгляду было видно, что он с интересом слушал Гошку, особенно когда тот читал стихи.

И вот сегодня (в нечётный, «разгрузочный», день) Папа вспомнил о сыне и попытался уточнить, сделал ли Гошка уроки. И есть ли у него вообще дневник.

Это оказалось так некстати, что Гошка умоляюще глянул на Маму, и та немедленно пришла на помощь.

— Своим постоянным контролем, ты хочешь отнять у ребёнка детство, — сказала она Папе. — Пусть он хоть изредка отдыхает…

— Изредка? — с сомнением повторил Папа. — Он пришёл из школы четыре часа назад и всё ещё не сбросил с себя усталость. Что их там, прессуют, что ли?

— Довольно того, что мы с тобой не знаем покоя! Сейчас время так ускорилось — не успеем оглянуться, как наш малыш вырастет и сам станет папой…

От этих слов Гошка похолодел.

— Мне бы хотелось подольше оставаться ребёнком… — признался он.

— Странный ты человек! — пожал плечами Папа. — Всё свободное время возишься с попугаем, когда перед тобой открывается удивительный мир неведомого!