Кай Майер - Мерле и каменный лев

Арчимбольдово Стекло Богов, — так было написано золотыми буквами над дверью, а рядом висела более подробная вывеска:

Волшебные зеркала для мачех добрых и злых, для ведьм красивых и страшных, и для любых добрых дел.

— Вот мы и приехали, — сказала Мерле Юнипе, задержав взгляд на вывесках. Что это за «Арчимбольдова мастерская волшебных зеркал»?

— Что ты видишь? — спросила Юнипа.

Мерле не знала, что сказать. Было не так просто определить свои первые впечатления. Дом-то неприглядный, как и весь канал, как и все вокруг, но у двери стоит кадка с яркими цветами, — словно радушный привет из серых сумерек. Взглянув на цветы еще раз, Мерле поняла, что они сделаны из цветного стекла.

— Вроде бы что-то получше, чем приют, — ответила она, немного помедлив.

Ступени от воды ко входу были очень скользкими. Гондольер помог девочкам выбраться из гондолы. Плату за проезд он получил заранее, когда согласился доставить их по назначению. Перед тем, как отчалить, он помахал им из гондолы рукой и пожелал обеим счастья.

Обе они, немного растерянные, стояли каждая с узелком в руке под вывеской, предлагавшей волшебные зеркала для злых мачех. Мерле сразу не могла решить, удачу или неудачу сулит ей такая вывеска в начале ее нового пути. Скорее всего, будет и то, и другое.

За окном в мастерской на том берегу замелькали ребячьи лица, — одно, потом другое. «Любопытные ученики хотят узнать, кто приехал, — предположила Мерле. — Вражеские подмастерья, если верить слухам».

Арчимбольдо и Умберто давно возненавидели друг друга. Не секрет, что даже одновременное изгнание обоих из их ремесленных гильдий не смогло их примирить. Напротив, каждый из них считал, что в случившемся виноват другой. «Почему выгоняют меня, а не этого сумасшедшего зеркальщика?» — так, по словам Арчимбольдо, вопрошал Умберто, а Умберто, со своей стороны, утверждал, что Арчимбольдо во время своего изгнания из гильдии кричал: «Да, я ухожу, но вам следовало бы осудить и этого негодяя, который не ткани ткет, а козни плетет!» Было так или нет, никто не может сказать с полной уверенностью. Известно лишь одно: оба были выдворены из гильдий за то, что совершали запретные магические действия.

«Он — волшебник, — пронеслось в голове взбудораженной Мерле, хотя она и в приюте до отъезда об этом частенько думала. — Арчимбольдо не кто иной как волшебник!» Дверь зеркальной мастерской со скрипом отворилась, и навстречу им вышла странная женщина. Ее длинные волосы были собраны в пучок на затылке. Кожаные штаны плотно обтягивали стройные ноги. На ней была свободная белая блуза, прошитая серебряными нитями. Мерле не удивилась бы, если бы увидела такую чудесную одежду в ткацкой мастерской на том берегу, но не тут, в доме Арчимбольдо.

Самой же удивительной частью костюма женщины была маска, скрывавшая часть ее лица. Последний венецианский карнавал — ранее всемирно знаменитый — проходил в городе почти четыре десятилетия назад. Это было в 1854 году, через три года после того, как мумия Фараона Аменофиса была извлечена из ступенчатой пирамиды Амун-Ка-Ре и возвращена к жизни. Теперь же, в годы войны, лишений и осады не было никакого повода к маскарадному переодеванию.

Тем не менее на женщине была маска, вылепленная из папье-маше, покрытая глазурью и искусно раскрашенная. Без сомнения, это сделал какой-нибудь венецианский художник. Маска прикрывала всю нижнюю часть лица — от ноздрей до подбородка. Поверхность маски была блестящей и белой, как фарфор. Мастер изобразил на ней красиво очерченный ротик с темно-красными губами.

— Унка, — сказала женщина и добавила, чуть шепелявя: — Так меня зовут.

— Я — Мерле. А это — Юнипа. Мы — новые ученицы.

— Прекрасно. Мне так и подумалось! — По глазам Унки — только по глазам — можно было догадаться, что она улыбается. Мерле предположила, что какая-то болезнь обезобразила ее лицо.

Унка пригласила девочек в дом. Они вошли в прихожую, обширную, как в большинстве других городских домов. Обставлена прихожая была скудно, стены оштукатурены, но не оклеены обоями, — из-за наводнений, случающихся в Венеции в зимнее время. Домашняя жизнь сосредоточена там, как правило, на первом и втором этажах, а подвалы остаются пустыми.

— Уже поздно, — сказала Унка, как будто взглянула на часы. Но Мерле нигде часов не заметила. — Арчимбольдо со старшими учениками в эту пору работает в мастерской, им нельзя мешать. Вы познакомитесь с ними завтра. Я покажу вам вашу комнату.

Мерле от радости не смогла сдержать улыбку. Она так и хотела — жить в одной комнате с Юнипой. Видно было, что и слепая девочка рада словам Унки.

Замаскированная женщина повела их наверх по зыбкой наружной лестнице.

— Я — домоправительница. Буду вам готовить и стирать вашу одежду. В первые месяцы вы, скорее всего, станете мне помогать. Этого обычно требует мастер от новых учеников, тем более, что у нас в доме вы — единственные девочки.

Единственные девочки? То, что все остальные ученики — мальчишки, Мерле до сих пор в голову не приходило. Как хорошо, что она здесь будет учиться вместе с Юнипой.

Слепая девочка оказалась не очень разговорчивой, и Мерле подумала, что в приюте ей должно быть несладко приходилось. Мерле по себе знала, какими жестокими бывают дети, особенно с теми, кого считают слабее себя. Слепота Юнипы, наверняка, давала повод для всякого измывательства.

Девочки шли следом за Ункой вниз по длинному коридору. На стенах висели бесчисленные зеркала. Многие смотрели прямо друг на друга, одни виделись в других, другие в третьих… Мерле даже засомневалась, что это знаменитые волшебные зеркала Арчимбольдо, потому что в них совсем не было ничего необыкновенного.

После того, как Унка сообщила им, когда надо приходить к обеду и ужину и когда можно выходить на улицу, и рассказала, как делать уборку в доме, Мерле задала вопрос:

— А кто покупает волшебные зеркала Арчимбольдо?

— Ты, я вижу, любопытная девочка, — сухо заметила Унка, дав понять, что расспросы ей не нравятся.

— Наверно, богатые люди, — предположила Юнипа и в задумчивости пригладила свои прямые волосы.

— Может быть, — отозвалась Унка. — Кто знает?

Разговор был окончен, и девочки не смогли ничего разузнать. У них еще будет немало времени, чтобы проникнуть в тайны этой мастерской и ее продукции. «Добрые и злые мачехи», — повторяла про себя Мерле. «красивые и страшные ведьмы». Звучит жутковато.

Комната, отведенная им Ункой, была небольшой, пропахшей сыростью, но, к счастью, светлой, так как находилась на третьем этаже. В Венеции дневной свет, не говоря уже о свете солнечном, можно увидеть только со второго этажа, да еще, если повезет. Перед окном расстилалось море желто-красных черепичных кровель. Значит, ночью можно смотреть на звездное небо, а днем на солнце, если от работы останется немного времени.