Кай Майер - Мерле и каменный лев

Высокий черноволосый Дарио считался заводилой среди учеников Арчимбольдо. В присутствии мастера он всегда был послушным и тихим, но по сути оставался тем же головорезом, каким был два года назад, когда пришел сюда из приюта. В редкие свободные от работы часы он любил и собой похвалиться, и другими покомандовать, хотя, надо признать, что мальчики терпели от него больше, чем Юнипа и Мерле. Девочек Дарио вообще не замечал. Его злило, что Арчимбольдо взял в обучение «никчемных девчонок». К тому же он недолюбливал Унку и побаивался, что в любой вспыхнувшей ссоре Мерле и Юнипа встанут на сторону домоправительницы или выдадут ей кое-какие его секреты. Дело в том, что он частенько прикладывался к бутылке доброго красного вина, которую Унка хранила для Арчимбольдо в кухонном шкафу под замком. Она и не подозревала, что Дарио, потрудившись в поте лица, выточил себе второй ключ для шкафа. Мерле уже на третью ночь случайно обнаружила у Дарио незаурядные воровские способности, встретив его в темном коридоре с кружкой вина в руке. Ей и в голову не приходило обратить свое открытие против Дарио, но он с тех пор старался ее избегать, зло косился на нее, хотя и не решался открыто с ней ссориться. Делал вид, что Мерле для него пустое место, хотя само по себе подобное поведение было большим знаком внимания, чем его пренебрежительное отношение к Юнипе.

Мерле, бывало, спрашивала себя, почему Арчимбольдо взял в ученики этого отвратительного мальчишку? Но тут же напрашивался другой не особенно приятный вопрос: а что хорошего он в ней самой увидел? И ответа пока не находилось. Юнипа, например, могла послужить отличным объектом для опытов Арчимбольдо с зеркальными глазами (девочки тем временем узнали, что раньше он на такие эксперименты не отваживался), но что его побудило взять Мерле из приюта? Старик ее никогда в жизни не видел и должен был верить всему, что скажут о ней надзиратели, а Мерле очень сомневалась, что Арчимбольдо услышал о ней одни только добрые слова. В приютском доме ее называли пронырой и воображалой, что на обычном человеческом языке значит «любознательный и полный собственного достоинства человек».

Двое других учеников были всего лишь на год старше Мерле. Один, белокожий рыжеволосый парнишка носил имя Тициан, а второго — коротышку с заячьей губой — звали Боро. Оба страшно радовались тому, что теперь они в мастерской не самые младшие, и постоянно крутились вокруг Мерле, но не позволяли себе ничего такого, что могло ее обидеть. Напротив, если работы у нее было выше головы, они сами ей помогали, не дожидаясь, пока их попросят. А вот Юнипа внушала им нечто вроде страха. Боро вообще предпочитал обходить ее стороной. Мальчики считали Дарио своим вожаком. Они не ползали перед ним на брюхе, как бывало (Мерле это сама видела) в приютских бандах, но подчинялись ему почти беспрекословно. Ведь он уже целый год жил у Арчимбольдо, когда оба туда впервые попали.

Недели через полторы, к полуночи Мерле снова увидела, как Унка спускается в колодец. Мерле было собралась разбудить Юнипу, но передумала. Постояла с минуту у окна, оглядела на крышку колодца и вернулась в постель, хотя сон долго не шел.

В один из ближайших вечеров Мерле рассказала Юнипе о своем наблюдении.

— Она вправду спустилась в колодец? — спросила Юнипа.

— Я тебе о том и говорю!

— Наверное, вниз упало ведро с веревкой.

— Ты полезла бы среди ночи в жутко темный колодец, если бы ведро свалилось? Тогда бы она его днем достала. Или велела кому-нибудь из нас достать. — Мерле решительно качнула головой. — У нее и лампы-то с собой не было.

В зеркальных глазах Юнипы отразился свет луны, заглянувшей тем вечером к ним в окошко. Казалось, что глаза девочки горят холодным металлическим огнем. Мерле все еще приходилось преодолевать чувство ужаса, когда она ощущала на себе ее взгляд. Иной раз Мерле казалось, что Юнипа своими новыми глазами видит не только внешнюю оболочку людей и вещей, а заглядывает в самое их нутро.

— Ты боишься Унки? — спросила Юнипа.

Мерле немного подумала.

— Нет. Но ты ведь сама знаешь, какая она странная.

— Будешь странной, если на лице маска.

— Зачем она ее носит? Один только Арчимбольдо знает. У Дарио я уже спрашивала.

— Попробуй, спроси у нее самой.

— Нет, неудобно. Вдруг она какую-то болезнь скрывает?

— Другого и быть не может.

Мерле не ответила. Она часто задавалась этим вопросом. Было у нее одно предположение, но очень шаткое. Тем не менее случайно пришедшая мысль не выходила из головы. Однако она считала, что пока не стоит делиться своей догадкой с Юнипой.

С того вечера ни Мерле, ни Юнипа больше не заговаривали об Унке. Слишком много было других впечатлений, открытий, забот. Особенно у Юнипы, чье зрение быстро улучшалось; каждый новый день преподносил ей сюрпризы. Мерле немного завидовала тому, как легко она может радоваться всякой впервые увиденной чепухе, но в то же время сама искренне радовалась ее неожиданному исцелению.

Наутро после той ночи, когда Мерле второй раз заметила, как Унка исчезает в колодце, имело место происшествие, снова напомнившее ей о таинственных прогулках домоправительницы.

Этим утром произошло первое знакомство Мерле с подмастерьями из дома напротив, с учениками мастера-ткача Умберто.

За одиннадцать дней, проведенных в доме мастера-зеркальщика, она почти забыла о ткацкой мастерской по ту сторону канала. Пресловутая вражда обоих мастеров, некогда забавлявшая всю Венецию, пока ни в чем не проявлялась. Все это время Мерле ни разу не выходила из дому. Жизнь протекала главным образом в мастерской, в соседних складских помещениях, в столовой и в спальной комнате. Время от времени кто-либо из учеников сопровождал Унку на овощной рынок, но домоправительница обычно брала с собой одного из мальчиков: они были сильнее и легко управлялись с тяжелыми корзинами.

Таким образом, Мерле никак не ждала, что мальчишки с того берега так нагло и бесцеремонно о себе напомнят. Позже ей стало известно, что у учеников из обеих мастерских существовала давняя традиция зло подшучивать друг над другом. Коварные проделки нередко заканчивались разбитыми оконными стеклами, синяками, ссадинами и бранью разозленных мастеров. Последний по времени враждебный выпад — со стороны Дарио, Боро и Тициана — состоялся три недели назад. Ответный удар подмастерьев-ткачей сильно запоздал.

Мерле не знала, почему враги выбрали именно это утро, и не могла догадаться, каким образом они пробрались в дом. Правда, позже почти подтвердилось предположение, что мальчишки перекинули доску с одного балкона на другой и таким образом проскочили в дом зеркальщика. То, что нападение произошло при свете белого дня, иными словами в разгар работы, говорило о том, что вылазку благословил сам Умберто. Впрочем, прежние налеты Дарио с приятелями на дом ткача тоже происходили с благословения Арчимбольдо.