Инесса Шипилова - Тыквенное семечко

— По мне, так лучше бы Зак свой меч куда-нибудь припрятал. Как получил эту штуковину, его словно подменили, — сказала Шима с набитым ртом.

— Да что вы, девчонки, понимаете, — Гомза щипнул себя за руку, боясь, что вдруг расплачется.

Тюса положила ложку и внимательно посмотрела на Гомзу.

— Значит, по-твоему, только те делом занимаются, кто шашкой машет? — язвительно спросила она.

— Ну, мужчина, он же воин! Это самое главное! Он же свой меч не прячет, — продолжил Гомза, ткнув пальцем в табличку с рыцарем, над которым кружили буквы: 'Если ты не будешь есть, на коня не сможешь влезть'.

— Может, этот дядька на праздник едет, и меч у него картонный! — захохотала Тюса, и Шима тут же подхватила ее смех, выплевывая кусочки желе.

— Я посмотрю, у вас тут весело! — к ним подошел Вурзель, улыбаясь от уха до уха.

— Ничего смешного! — запальчиво прокричал Гомза, разбудив спящего на окне Пломбира.

— Вот тут Гомза утверждает, что все мужики должны с мечами тренировки с утра до ночи устраивать, — пояснила кикиморка Вурзелю.

— Вот те раз. Да если бы я со своими поварами тренировками занимался, кто б тогда вас кормил? — Вурзель только развел руками. — Я тут вас хотел попросить об одном деле. Нам заказ обеда большой сделали, боюсь, Сапожок не донесет.

— А нести далеко?

— Грецкий орех номер два, у излучины реки.

— Это там, где 'Гнилой Орех' живет? — глаза у Шимы округлились.

— Ну да, они и заказали.

— И ты еще спрашиваешь? Что нести надо? — Шима подскочила как ужаленная.

Через полчаса они уже стояли перед массивной дверью с медной цифрой 'два', держа в руках кастрюльки с едой.

— Этого просто не может быть, это просто сон, — бубнила Шима с идиотской улыбкой на губах.

Руки были свободными только у Сапожка, которому кастрюльки не досталось. Он громко шмыгнул носом и дернул за колокольчик.

За дверью послышались тяжелые шаги, и вскоре она распахнулась. На пороге, хмурясь от яркого солнца, стоял Фун. На нем была красная майка с надписью: 'Деревянный рок — навсегда! и помятые клетчатые спортивные трусы.

Шима издала звук, похожий на громкий зевок с примесью кашля.

— Служба доставки, — отчеканила Тюса, переминаясь с ноги на ногу. — Куда поставить? А то горячо держать.

Она до праздника ничего о 'Гнилом Орехе' не слышала, поэтому, как звезд их не воспринимала.

— Ого, сколько вас! Несите на кухню, прямо и направо, — Фун подвинулся в сторону, пропуская ребят в просторную прихожую.

Когда ребята, толкаясь, попали в огромный круглый зал, они окаменели.

Зал встретил их огромными витражными стеклами и металлической лестницей, похожей на штопор. Лестница, сверкая никелированными поверхностями, изящно взмывала вверх, теряясь где-то высоко в балкончиках и сводах. С потолка на длинной цепи спускалась претенциозная люстра, похожая на гроздь винограда. Зал был пустой — мебель, видимо, еще не купили, — только сбоку от лестницы стояли тикающие старинные часы и высокая тумба, на которой сверкала в разноцветных витражных бликах Золотая Шишка — Гран-при. Гомза тихонечко присвистнул, а Сапожок еще сильнее натянул свой колпак на глаза.

Кухня была обставлена модной мебелью, а на стене висел натюрморт без рамы с желтыми грушами на ярко-синем фоне. Правда, повсюду стояла грязная посуда, и валялись скомканные салфетки. На небольшом круглом столике лежал раскрытый журнал с поставленной сверху кофейной чашкой. В чашке почему-то лежали маникюрные ножницы.

— Ставьте сюда, — распорядился Фун, показав на высокий стол у стены.

Фун напомнил кикиморке ужасных оборванцев с болота, которые жили рядом в хилых кустах, шатались небритыми по окрестностям, одетые во что придется, и превратили их в место, тщательно избегаемое приличными господами.

— А у вас что, горничной нет? — удивленно спросила Тюса, поглядывая на увядшие розы в фарфоровой вазе. Потом она перевела взгляд на лепной потолок на кухне и стала вертеть в руках пуговицу от кофты, которая висела на одной ниточке. Потолок ее настолько впечатлил, что она не заметила, как оторвала пуговицу; потом, вспомнив, что в юбке нет карманов, зажала ее в кулаке.

— Только переехали, не нашли еще, — Фун почесал лысину, мрачно посмотрев на кучку мусора в углу кухни. — Может, ты и возьмешься за это дело? — неожиданно развернулся он к Тюсе.

— Я? Вообще-то я в аптеке работаю…

— Будешь приходить три раза в неделю, пять фелдов в день. Можешь начинать прямо сейчас, — подытожил он, открывая крышки кастрюль.

Предложение было очень заманчивым, так как у Фабиуса кикиморка получала намного меньше. Прикинув, что она вполне может забегать сюда после своей основной работы, Тюса кивнула и тут же получила веник. Она все еще сжимала пуговицу, которая мешала приступить ей к своим новым обязанностям, и размышляла, куда ее деть.

Фун шаркая ногами, пошел провожать ребят. По лицу Шимы было видно, что она готова отдать все что угодно, лишь бы оказаться на месте кикиморки. Тюса глубоко вздохнула и огляделась вокруг себя, размышляя, с чего начать.

И тут она увидела на кухонном столе рядом с желтой шторой большую стеклянную банку, доверху наполненную разноцветными драже. Это была воплощенная мечта Тюсы. Сколько раз в грезах перед сном она представляла свою будущую кухню! Кикиморка никогда не жаловалась на недостаток воображения, но кухню своей мечты она видела только с банкой разноцветных конфет, просто все остальное — стены, мебель, занавески и чайные сервизы — не имело никакого значения. И вот ее вожделенная банка с конфетами стоит в чужом грецком орехе с медной табличкой 'два'. Внезапно Тюса почувствовала себя обворованной и яростно сжала в руке пуговицу, а потом взяла со стола поднос, на котором высилась горка шелухи от семечек, и в этот момент увидела в дверном проеме рыжеволосую девушку.

— Ты кто? — резко спросила девушка, испепеляя кикиморку взглядом.

Конечно, это была та самая Ле Щина, что лихо отплясывала на праздничной сцене. Только сейчас она была не накрашена и с закрученными бигуди в волосах. На ней был коротенький шелковый халат, по которому раскинулась буйная экзотическая зелень, а из-под него торчали ярко-розовые панталоны.

— Это наша новая горничная. — Фун зашел на кухню, потирая руки.

— Если что-нибудь стащишь — из-под земли достану! — прошипела Ле Щина, поглядывая на Тюсин зажатый кулак.

Кикиморка густо покраснела и чуть не выронила поднос.

— Смотри, нам еду принесли, давай жрать, — Фун открыл крышку и сунул кастрюлю под нос Ле Щине.

Ле Щина в этот момент прогоняла в голове текст новой песни и эти земные разговоры о еде и горничных прозвучали для нее неприятным диссонансом.

— Надо закончить репетицию, — отрезала она и, застучав каблуками, пошла наверх, оставляя после себя горьковатый запах духов.