Алисе Виейра - Меч короля Афонсу

Тьма полнейшая. Но мало-помалу глаза привыкли. Сверху, едва различимый, лился тоненький лучик света: там, под потолком, в толстой стене было проделано крохотное отверстие.

— Это, по-видимому, они называют окном, да, Фернанду? — вздохнул Вашку.

— Кто их знает… Я вот знаю одно…

— Ты знаешь, что ты не знаешь, как мы отсюда выберемся! — перебила брата Мафалда.

— А главное — на хлебе и на воде! — проскулил Вашку.

— На черством хлебе и на тухлой воде! — уточнила Мафалда.

— Слезами горю не поможешь, и нечего ныть! Лучше составим план, как нам удрать, а куда — там видно будет.

— Ну, спасибо, надоумил! Умница ты наша! План он собирается составить! Это тебе приключенческие романы мозги запорошили! Очнись и посмотри вокруг. А то, может, действительно найдешь в каком-нибудь углу тайный ход или замаскированный лаз, а то и карту, как добраться до клада, или таинственную записку… Да эти неграмотные в жизни не видали бумаги и карандаша, кому тут карты рисовать? А стены? Да разве в такой стене проделаешь лаз? Всей жизни не хватит!

— Что ж, так и будем сидеть сложа руки, пока не отправимся на тот свет?

— А может, передать весточку Санше? Она уже, наверно, догадалась, что мы в беде, раз не вернулись домой.

— Через кого ж ты передашь?

— Ну… можно попытаться уговорить стражника, когда он принесет нам поесть.

— Чтобы «уговорить», нужны мараведи, а у тебя они есть?

— Эх, жизнь, ни мараведи, ни моей коллекционной монеты…

— Нашел, что вспомнить, будто других забот мало…

Они уселись рядышком на холодный каменный пол и задумались.

Санша сидела на низкой деревянной скамеечке и ждала. Уже стемнело, а ее новые знакомые все не возвращались. Она успела привязаться к этим странным ребятам, неизвестно откуда приехавшим погостить в ее доме. Они говорили непонятные вещи, просили у нее такое, о чем она сроду не слыхала, и все равно они казались ей очень милыми. Она им тоже понравилась, Санша это чувствовала. Этот маленький толстяк Вашку такой смешной! Он так жалобно вздыхал, глядя на лепешки, что она отдала ему половину своей. А потом, когда они устали сочинять куплеты и решили передохнуть, то пригласили ее поиграть с ними в жмурки. Санша водила. Она ловкая, хвать одного за рубашку! Провела рукой по лицу и сразу угадала.

— Здóрово! Как ты узнала?

— Очень простоффф, Вашку! Ты ведь все время жуешь!

Он, кажется, обиделся сначала, но потом расхохотался, и они еще немножко поиграли. Как без них скучно! В этом скверном городе играть совсем не с кем. Вот в Гимарайнше… Там остались все подружки, там самая лучшая подруга — Ауровелида. Как они танцевали в полнолунье!..

В последнее время Санша часто вспоминала отца, но очень смутно. Она почти забыла его лицо, хотя погиб он совсем недавно. Все оттого, что они редко виделись, ведь он никогда не покидал короля и вместе с другими рыцарями скакал за ним по вражеским землям, грабил, убивал и жег.

Санша прогоняла от себя эти мысли. Тяжело так думать об отце. Потому что в тех спаленных домах жили девочки, такие же, как она, и их мамы. Свою мать Санша не помнила: она умерла сразу после ее рождения. Как, наверно, страшно, когда горит хлеб на полях, когда в твой дом врываются безжалостные люди в железных доспехах, отнимают все, не щадят никого.

Как-то раз она осмелилась заговорить об этом с отцом. Он только рассмеялся:

— Это враги, Санша! Если мы не нападем на них, они нападут на нас!

Нет, что-то здесь не так. Она долго думала о том, что значит слово «враги». Когда идут сражения или штурмуют город — понятно. Все по-честному: воины против воинов, каждый рискует жизнью и побеждает сильнейший. Другое дело набеги: нападают неожиданно, застают врасплох, избивают безоружных.

В начале лета, когда хлебные поля волновались, как золотистое море, мужчины собирались в поход. Прихватив с собой все оружие, какое было, сжимая мечи, они тучей налетали на цветущие мавританские поля и сады, рубя и затаптывая все на своем пути. Никто не мог уйти от их ярости. И это длилось неделями. А кто отказывался участвовать, платил королю особую подать. Афонсу не упускал случая пополнить казну.

В такое время города пустели — оставались только небольшие отряды для охраны. Странно выглядели города без мужчин. На улицах ни цокота копыт, ни брани, ни громких песен. Спокойней, конечно. Но кому нужен этот покой? Тосковали жены по своим мужьям, вздыхали, ждали и боялись не дождаться. День за днем пряли лен и овечью шерсть, и медленно тянулось время.

Скрип отпираемой двери и тяжелые шаги прервали размышления Санши. Вошел Менду Соареш.

— Ты один? А где они?

— Король заключил их в тюрьму и назначил охрану, — коротко ответил Менду.

— Что же теперь делать?!!

Но Менду Соареш снял доспехи, сел за стол, накрытый к ужину, и не проронил больше ни слова.

Пока Менду ел пшенную кашу, прихлебывая пиво из кружки, Санша сидела на своей скамеечке и ждала удобного момента, чтобы начать разговор. Менду любил поесть спокойно, в тишине, а уж то, что Санша собиралась ему сказать, наверняка не доставило бы ему удовольствия. Но другого выхода не было. Санша вздохнула и почти шепотом, опустив глаза в землю, произнесла:

— Спасти их может только Старик. Нужно скорее, скорее послать за ним кого-нибудь.

Менду едва не подавился. Он не верил своим ушам.

— Только кто?

— Старик.

— Какой старик?

Санша сердито посмотрела на опекуна. Впервые она решилась поднять голос на человека, которого больше всех уважала и любила.

— Ты хорошо знаешь, о ком я говорю, Менду Соареш! Ты не хуже меня знаешь, кого называют Стариком! Помочь им может только Жералду Жералдеш!

Менду встал из-за стола:

— Боже всемогущий! Никогда не слыхал от тебя столь нечестивых речей, Санша! Ты, дочь Фернанду Переша, который повел наших людей на Сантарен и отдал там жизнь за королевство, просишь меня позвать сюда отъявленного разбойника! Да знаешь ли ты, что он якшается с врагами? Нет, это слишком! Мне тоже по душе наши юные гости, и я сожалею о том, что с ними стряслось, но не забывай, Санша, что я никогда не пойду против дона Афонсу, потому что он мне все равно что брат родной. Сама знаешь, как он выходит из себя, стоит упомянуть при нем о Жералду!

— Все так, да не так. В глубине души Афонсу Энрикеш любит Жералду и хотел бы помириться с ним. А Старик говорил — и всем это известно! — что желал бы совершить подвиг во славу королевства, и тогда король непременно простил бы ему прошлые прегрешения. Разве я говорю неправду?

Менду Соареш присел рядом с Саншей на скамью.

— Никто не спорит, Жералду — отважный человек. Знаешь, как его прозвали?

— Как?