Василь Когут - Копия Афродиты (повести)

— Ну что? — нетерпеливо спросила Лида.

— Нашел, — тяжело дыша, сказал Алеша. — Глубоко.

— Может, акваланг достанем?

— Где его возьмешь. Да и сначала разобраться надо, — и он снова скрылся под водой.

Внутри полуовального каменного ограждения вода была ледяной и жгучей. Она пробивалась где-то из-под камней, вынося из недр чистый песок. Алеша стал расчищать колодец. Показалось, будто зеленая лягушка выскользнула из-под рук и спряталась в норе. Алеша посмотрел в ту сторону и увидел темнеющее отверстие под водорослями. Но воздуха снова не хватило, и он вынырнул на поверхность.

Молчал. Успокаивал дыхание. И, пользуясь тем, что на глазах темные очки, откровенно влюбленно смотрел на Лиду. Но девушка этого не видела. Она глядела ожидающе. Парень отрицательно покачал головой и, глубоко вздохнув, снова бросился в воду.

На этот раз Алеша хорошо рассмотрел нору, откуда била, пульсировала вода. Это было похоже на водоворот. Его работа не прекращалась ни на секунду. А внутри родника вдруг шевельнулось что-то темное, похожее на майского жука. Парень осторожно просунул руку. Пальцы нащупали что-то твердое. Зажав находку в кулаке, он тут же хотел взмыть вверх. Но… Его что-то цепко держало за плавки. Алеша не на шутку испугался. Снова рванулся. Воздух вырвался из легких и цепочкой пузырей заструился вверх. В висках начало давить. Хотелось вдохнуть, хоть чуточку. Алеша стиснул зубы. Как глупо, мелькнула мысль. Предлагала же Лида акваланг. Почти инстинктивно Алеша пошарил свободной рукой по ограждению и наткнулся на кусок арматуры, торчавшей крюком из камней. Из последних сил парень рванулся в сторону. Что-то жгучее полоснуло по ноге. Рядом с ним мелькнула диковинная фиолетовая тень. И все закружилось, заискрилось…

Он не помнит, как вынырнул и как оказался в лодке. Лежал на животе, тяжело дышал. В горле будто застрял ком. Медленно открыл глаза, повернулся и увидел свою перебинтованную ногу, а рядом — плачущую Лиду.

— Ты чего? — тихо спросил Алеша.

Лида резко приблизилась к нему, обняла и стала целовать. Ее губы обжигали, сердце млело, изнемогало, приятная истома расслабила тело.

— Боже мой! — шептала Лида. — Как хорошо все кончилось! Какие мы счастливые! Я люблю тебя… Алешенька…

Над озером плыли откуда-то взявшиеся лебяжьи облака, кружились, словно хотели подсмотреть юношеский порыв, любопытные чайки.

— Не больно? — отдышавшись от поцелуев, спросила Лида, показывая на Алешкину раненую ногу.

— Нет, — ответил Алеша и вдруг вспомнил: — А где ЭТО?

— Какое ЭТО? — удивилась Лида.

— Я же что-то нашел…

— Да? — Лида взглядом скользнула по днищу лодки и увидела какой-то предмет.

— Это?

— Да.

Алеша промыл в воде найденное и увидел, что это необычной формы кулон с мелкозвенной заржавевшей разорванной цепочкой. Не об этом ли кулоне говорила мать в тот вечер? По цвету он совпадает с серьгами, обнаруженными в сундуке… Но почему цепочка разорвана?..

— Зачем же кулон она спрятала в ключе? — спросила Лида.

— Кто знает?!

Лида с любопытством рассматривала украшение, любовалась переливом янтаря в солнечных лучах.

— Сколько лежал в воде, а сохранился.

— Янтарь воды не боится, — сказал Алеша. — Это закаменевшая хвойная смола… Сколько лет нашему Высогорску?

— Двадцать пять.

— Значит, не меньше двадцати пяти лет кулон пролежал в воде. Бабушка могла его спрятать только тогда, когда строилось водохранилище и к роднику был свободный доступ. А может быть, перед самым затоплением. Зачем?

Внутри кулона — пустота, причем пирамидальной формы, на стенках виднелась еле заметная сеточка. Внизу же просматривались две буквы — М. и S.

— Видишь, — показал Алеша. — Это еще одно

доказательство, что кулон бабушкин: Мельник Серафимы. Они вышли на берег. Лида неожиданно сказала:

— Буквы латинские.

— Ну и что?

— А то, что с другой стороны они мне видятся как W и S.

Алеша вздрогнул, повернул в руках кулон.

— Лида! Это же… — тихо воскликнул он. — Это же, наверное, первые буквы сторон света — W и S, Запад — Юг. Представляешь? Может, какие-то координаты. Ведь и на серьгах были метки. Похожи на эти. Ну, чего молчишь?

Алеше вдруг показалось, что кулон и серьги — неразрывные звенья какой-то тайны. В отдельности они ничего не стоят, а вот вместе… Кулон, видимо, это и есть тот ключ, о котором говорила Серафима. Не родник, не криничка, а именно — ключ. Названия похожи. Но настоящий ключ — вот он! В его руках. Сейчас Алеша все узнает, может быть, раскроет еще одну тайну, о которой не знают ни мать, ни отец…

— Я мигом!..

Не сказав больше ни слова, Алеша сорвался с места и побежал, прихрамывая, домой. Мать в коридоре чистила картошку. Алеша, перепрыгнув через ведро, бросился к шкафу. Ничего не нашел. Лихорадочно перерыл ящички, сумки, пошарил в закоулках на кухне, перевернул все в серванте. Сережек не было.

Растревоженный, прибежал к матери:

— Мам, где старый сундук?

— Отец занес на чердак бабушкиного дома.

Алешка выскочил на улицу и помчался к дому бабушки Серафимы. В одно мгновение по лестнице взлетел на чердак. Сундук стоял в углу против слухового окошечка в крыше. В нем все лежало так, как и прежде. В шкатулке были те же пуговицы, лоскутки, нитки. Даже копейки. Не было только сережек. Куда же они девались?

Он спустился с чердака, прибежал домой, расстроенный, подошел к матери, стал рядом с ней:

— Мама, где бабушкины сережки?

Мать удивленно посмотрела на сына, отложила в сторону недочищенную картофелину:

— Любка в прошлый раз крутила в руках.

— Она их забрала?

— Не знаю. Может, и забрала.

— Зачем ты разрешила! Это же семейная реликвия.

— А ты много мне докладываешь, что делаешь? — сказала Антонина Тимофеевна. — Хорошо, хоть в последнее время открылся.

Алеша, опустив голову, виновато сказал:

— Они мне нужны позарез. Понимаешь, по-за-рез!

— Любе они понравились. Наверное, забрала.

— Дура набитая! — воскликнул Алешка. — Ну, я ей… Он разжал кулак и бросил перед матерью на стол

кулон. От легкого удара от кулона вдруг отделилась нижняя часть с метками. Сделав несколько кругов по столу, упала и застыла на месте.

«…Анастасия Семеновна Мельник родилась в дер. Заречное в 1918 году (со слов свидетелей). Это — моя бабушка. Дочь Серафимы. Зимой (на колядки) 1938 года Анастасия вышла замуж за колхозного мельника Голоту Тимофея Игнатьевича. Семейное счастье у них оказалось коротким.

Рассказывают, что бабушка была очень красивая. (У меня создалось мнение, что в нашей родословной все женщины очень красивые, а мужчины — некрасивые. Правда, что касается меня, то Лида иного мнения.)