Вадим Чирков - Кукурузные человечки

А средний сын, Алексей, которому нечего было рассчитывать на трон, увлёкся охотой. С утра до ночи разъезжал он с охотничьей ватагой и сворой собак по степи, бил меткой стрелой зайца и птицу, в лесу гонялся за оленем, а то и поднимал на пику медведя.

Был и третий сын у царя, но так как тому и вовсе не на что было надеяться, да и охота ему не нравилась, он пил, пел, гулял, играл во все игры, какие были, — в общем, валял дурака. И звали его Иван.

И вот однажды снова собрался средний сын на охоту. На этот раз он уговорил младшего брата поехать с собой. И зря. Потому что тот позвал с собой всех, с кем он каждый раз пил-гулял.

Едут охотники по степи — шум, гам, песни. Всякая дичь, издали услыхав веселье, улепётывает прочь И в лесу они не угомонились, а ещё пуще раздурачились. Дуда вовсю дудит, кто кричит, кто аукает. Понял царевич Алексей, что не получится охоты, и незаметно для шумной гурьбы свернул в сторону, а там припустил по старой лесной дороге. Скакал, скакал, остановил коня, прислушался. Ни голоса сзади, ни звука.

Тронул коня царевич, тот пошел по старой дороге, заросшей где кустами, где бледными лесными цветами.

Лес, лес, лес — а вот и просвет меж деревьями. Выехал охотник на солнечный свет, под синее небо, видит — перед ним высокая гора. Он о ней слыхал, да все недосуг было посмотреть. Тишина вокруг стоит — неслыханная. Вот где должно быть зверья непуганого!

Поехал охотник поближе к горе. Гора кажется ему всё выше и выше. На отвесных склонах её деревья, кусты. Вон орёл с кручи сорвался, крыльями взмахнул, полетел куда-то. Царевич тронул лук за спиной — при нём. И колчан со стрелами тут. И меч на боку.

Стал царевич гору оглядывать — кто ещё, кроме орла, на ней живёт? Может, козла круторогого увидит? Надумал крикнуть:

— Ого-го-о-о!

Гора загрохотала в ответ — будто громом с неё в молодца ударило.

А когда эхо смолкло, услышал царевич чьё-то сердитое:

— Это кто в моих владениях разорался, будто хозяин?

Наш охотник головой вертит, ищет, кто на него голос поднял. И видит: высунулась из пещеры-норы большущая змеиная голова — тоже осматривается, ищет незваного гостя. Схватился молодец за меч, а сам думает: зря он от товарищей сбежал, в них сейчас как раз нужда — кажись, сам Змей Горыныч здесь живёт.

Но страх свой упрятал подальше, голову вздёрнул.

— Ну я, — крикнул в ответ, — а что, нельзя?

— Нельзя! — отвечает змеиная голова. — Потому что мы только-только после обеда вздремнуть вздумали, а тут такие вопли. Придётся тебя, человече, наказать!

А царевич наш к наказаниям не привык, да и покоряться кому бы то ни было не приучен. Он меч на треть вытащил и храбрится:

— Это мы ещё посмотрим, кто кого наказывать будет! Ты чего меня, царского сына, стращаешь?

И вдруг замечает: из другой пещеры-норы рядом с первой показалась ещё одна змеиная голова.

— А-а, — говорит она, — так ты из высокородных? А почему тогда один? Где люди твои?

— За мной поспешают. Вот-вот здесь будут… — А сам беспокоится: как он с двумя такими змеями справится?

И видит: в горе, где две головы на него смотрят, третья высунулась.

— О-хо-хо! — зевает она. — Такой хороший сон мне снился! Будто… Ой! — вскрикивает, — Это кто к нам пожаловал? Не он ли меня разбудил, сон мой нарушил?

А охотник, хоть и струхнул, как всякий живой человек при виде трех огромных змей, в ответ только приосанился — не полагается ему по чину труса праздновать. И меч ещё на вершок вытащил.

— Хоть вас и трое, — говорит, — а я всё равно ни шагу назад не ступлю. Чем вы собираетесь со мной драться — огнём, водой или мечом?

Первая голова — вот где была неожиданность! — улыбнулась.

— Ты, витязь, видать, сказок наслушался. А сказки-то не все правду говорят. Сказки…

И тут молодец опять вздрогнул, а конь его попятился, потому что оба увидели четвёртую змеиную голову, что высунулась из четвёртой норы. Она-то, четвёртая голова, и подхватила слова первой:

— …сказки ведь, — сказала она, — из уст в уста передаются, и вот эту, про Змея, кто-то однажды переврал, так она, перевранная, и ходит меж людьми!

— А вот и я! — и молодец увидел пятую голову, вылезшую из пятой норы. — Кто здесь про огонь, воду и меч заговорил?

Пять змеиных голов — целый ряд! — смотрели на витязя.

Вдруг все они спрятались в норах, а потом показались — все вместе — в самом большом проеме, который был, видимо, входом в пещеру. И наш молодец увидел перед собой чудище, страшнее которого не бывает, — громадного пятиглавого Змея!

Конь его заржал, встал на дыбы — еле царевич удержал его.

А змеиные головы как рявкнут хором:

— Уноси ноги, человече, пока жив, ты ведь вот с кем повстречался!

Охотнику бы, конечно, повернуть назад да и удрать со всех четырёх конских ног от пятиглавого Горыныча, но он и на этот раз с места не сдвинулся — ну не привык царский сын, когда на него кричат. И к тому же упрямый был…

— Тоже мне невидаль, — сказал он, собрав все силы, какие у него ещё оставались, — да мы таких, как ты…

Головы переглянулись; лапы у чудища подогнулись, прилегло страшилище и шеи для удобства разговора опустило.

— Как ты думаешь, витязь, — спросил Змей, — для чего мне, такому большому, пять голов?

— Как для чего? Рубить-то, когда их пять, дольше! Запас…

— Тебе бы только рубить… — говорящая голова поморщилась. — Ты о головах, как о дровах, говоришь. Может, природа еще для чего-то их приспособила?

— А зачем ещё супостату головы? — недоумевал царевич. — Для живучести!

— Ну вот, уже и супостатом обозвал. Грубишь, ссоришься… Пятью-то головами природа Змея нарадила не ради красоты и не для рубки их, а… ну-ка ещё раз помозгуй — для чего? Тебе, например, голова для каких надобностей? Разве только для того, чтобы шапку твою нарядную носить? Отвечай, отвечай, недодумушка!

— Ну… мне-то… — Царевич переводил глаза с одной головы на другую, не зная, с которой ему разговаривать. — Мне-то… вроде… для ума…

— А мне для чего!!! — гаркнул Змей. — Разве не для того же самого?!

— Да не может этого быть! — не поверил царевич. — Пять голов?!

— С такой-то смекалкой, как у тебя, недотяпушка, да в дорогу пускаться? Приключения искать? Да тебе на крылечке сидеть, на балалайке тренькать да в небо зевать!

— Ты не очень! — обиделся молодец. — Сам вот уже обзываешься. Думаешь, если у тебя пять голов, так ты уже всех умнее?

— Ты губы понапрасну не дуй, — сказал Змей, — а лучше послушай. Одноголовые, видать, себя уже не оправдывают, выходят, так сказать, из моды. Вот природа-матушка и пробует многоглавие. А как иначе? Одна голова чего-то не додумает, другие ей помогут. Одна зарвётся, сразу четверо её остановят. Кто-то из нас ошибется — тут же поправят. Ну и — одна тем занята, другая — этим, третьей тоже дело найдется, как и четвёртой, да и пятой… — забот-то всяких у думающих существ не счесть…