Николай Шпанов - Первый удар. Повесть о будущей войне

От настороженного созерцания темноты капитана Косых отвлекло приказание флагмана: «Учесть потери и состояние частей». Занятый переговорами с командирами, Косых забыл о времени. Каждая часть доносила о какой-нибудь утрате. Не считая разведывательных машин, эскадра потеряла: выбывшими из строя 32 СБД и летящими с неисправимыми повреждениями 14. Кроме того, 48 оставались в строю с повреждениями, исправляемыми в полете. Выслушав доклад капитана Косых, Дорохов сказал:

— Сообщите о потерях начальнику ВВС. Прибавьте слова: «Потери меньше, чем я ждал. Не сомневаюсь в выполнении задания партии и правительства».

Вернувшись на свое место и взглянув на часы, Косых увидел, что прошло уже более получаса со времени снижения эскадры на тысячу метров из-под Юнкерсов. Можно было быть уверенным, что немцы в темноте потеряли эскадру. Опасность осталась позади. Несмотря на то, что Косых только теперь о ней вспомнил, он все же вздохнул с облегчением: нужно думать, что ночью эскадре ничто не грозит. Она может дойти до цели, не понеся новых потерь.

И в темноте полет частей эскадры проходил в том же порядке. Если бы несколько лет тому назад перед соединением большой численности была поставлена задача группового полета ночью, то стало бы неизбежным огромное эшелонирование частей по горизонтали и вертикали. При условии идеальной постановки штурманской службы успех полета базировался бы на точном соблюдении временных интервалов между отдельными частями и даже самолетами. Теперь же введение в практику нескольких специальных приборов позволяло даже в полной темноте соблюдать боевые порядки в соединениях и любые строи в частях.

Дымка, закрывавшая небо, исчезла. Над колоннами засверкали звезды.

Казалось, земля была безмятежно спокойна. Ни сияющих, белым заревом городов, ни огонька в деревнях. Лишь сквозь сильные линзы труб можно было изредка заметить отражавшую звездный свет гладь озера.

Косых справился с данными штурмана. Колонна шла над северной границей Богемии. Здесь разбросаны десятки городков, местечек, деревень и крупных заводов. Но жизнь в них притаилась. Все живое, напуганное гулом самолетов, забралось под землю.

Хотя боевой приказ десанту не содержал ничего неожиданного, Богульный не мог скрыть волнения, прорабатывая задачу с командирами частей. Его бойцы должны будут, в буквальном смысле этого слова, упасть на голову противника. Не на параде, не на маневрах с холостыми выстрелами и полотнищами условно отвоеванных рубежей. Их встретят не посредники с белыми повязками. На земле будут немцы. Богульный понимал, что это значит.

Богульный знал по имени каждого из сидящих перед ним людей. Он любил их всех, их жен, их детей, он знал все их дела, их маленькие домашние заботы, отнимавшие у него всегда столько дорогого служебного времени.

— Головные отряды, первый и второй, производят высадку на парашютах близ деревни Березно. — Богульный карандашом отметил точку на карте. — Здесь расположен штаб генерала Шверера — командующего германской армейской группой прорыва.

Задача:

Первому отряду — парализовать штаб, уничтожить, связь, разрушить автомобильную дорогу, связывающую штаб с тылом и афронтом, взять в плен или уничтожить личный состав штаба.

Второму отряду — занять штабной аэродром у Погореловки и подготовить его к принятию наших самолетов. В три часа тридцать на этом аэродроме приземляются мои самолеты и высаживают там людей и средства зенитной обороны самого аэродрома и штаба нашего войскового соединения, имеющего прибыть туда в три часа пятьдесят минут.

Третий головной отряд производит высадку у деревни Тынно на берегу Случа и в зависимости от обстановки занимает один из двух аэродромов 172 или 174, расположенных около этой точки. В три часа сорок минут на этот аэродром садятся самолеты моего второго эшелона с бронетанковыми средствами и артиллерией.

Четвертый головной отряд выбрасывается севернее точки 174 и принимает все меры к сохранению невредимыми бензинохранилищ, расположенных у специальной ветки, подходящей сюда от железной дороги Сарны — Ровно. В три часа тридцать минут на этот аэродром прибывают наши истребительные части, которые будут нести службу охранения дальнейших операций.

Первая посадочная часть в составе двух механизированных подразделений производит высадку на аэродром 172 и 174. Задача…

Он говорил так, что каждое слово запечатлевалось, как написанное.

Передав командирам приказы и карты, Богульный порывисто обнял ближайшего из них.

— Родные мои, я бы обнял всех, да вас ведь много — не обнимешь. Деритесь, как настоящие большевики. А мой адрес: Березно. Буду там с трех часов тридцати. Ежели что… да что может быть? Мы с вами знаем, зачем нас посылает партия, зачем летим. Мы будем диктовать нашу волю врагу. Он запляшет так, как хотим мы. Вот и все.

Комдив отдал последние распоряжения по штабу и поехал на аэродром, откуда должен был стартовать первый головной отряд.

Там уже все было тихо. Приготовления закончены. Люди, готовые занять места, лежали на прохладной росистой траве у машин. В тишине был ясно слышен звон кузнечиков. Спокойно, ярко мерцали над степью звезды. Богульный искоса поглядел на стоящий среди других самолет с большим красным крестом на фюзеляже и крыльях. Хотелось туда, но пошел в другую сторону. Он обошёл несколько машин и проверил материальную часть. Поговорил с бойцами. Удивляло спокойствие людей. Была лишь некоторая приподнятость, как перед всяким ответственным полетом, но Богульный не заметил волнения, которое сам с трудом скрывал.

«Может быть, сибиряк и прав: не становлюсь ли я стар?»

Уже не сдерживая нетерпения, пошел к санитарному самолету. Команда лежала под широким фюзеляжем. Белел глазок ручного фонарика. Богульному послышались приглушенные смешки. Он остановился. Тихо, но четко раздавался вибрирующий девичий голос. Олеся читала бойцам. Богульный кашлянул и шагнул к самолету. Навстречу поднялась темная фигура. Олеся отдала рапорт:

— Товарищ комдив, в санитарной части первого головного отряда все люди на местах. Самолет готов к старту.

Богульный протянул ей руку, как и остальным командирам. Несколько дольше задержал ее маленькую ладонь в своей и тихонько буркнул:

— Оленок… ну?

Лица дочери не было видно. Но Богульному показалось, что она смеется.

— Все хорошо, тàту.

Он пожал ей руку и, круто повернувшись, пошел прочь. Сидя в автомобиле, Богульный пытался найти среди самолетов тот, с красным крестом на корпусе, но они были в темноте все как один. Прежде чем он доехал до белой линейки, загудели заведенные моторы. Командир первого головного отряда — веселый маленький Изаксон — вынырнул из-под самых фар комдива: