Яник Городецкий - Треугольник

Девочка пожала плечами.

— Да нет. Не надо, кажется.

— Ты хорошо подумай. Он сказал, что я обязан помочь всем, кто меня увидит, а ты меня видишь, значит, тебе нужна помощь.

— Да нет. Правда, не надо. Только Пальме, но ты ему точно никак не поможешь. Ты же не Господь Бог.

— А что за Пальма?

— Это мой брат старший. Зовут его так, Пальмиро. А тебя как зовут? Уже так долго разговариваем, а так и не спросили, как друг друга зовут…

— Меня Март, как месяц в году… А тебя? А как ему помочь? Что за беда? — высыпал я кучу несвязанной информации.

— А меня Юлька… Да нормально все. Ты не поможешь. Никто не поможет.

Я не стал расспрашивать. Не хочет говорить — не надо. Все равно теперь уже. Главное, я нашел! Нашел человека, которому должен помочь! Так быстро. Все же что-то не так, получается слишком легко. Казалось бы, радоваться надо, но что-то меня настораживает все-таки.

Весь путь мы шли молча. Я ничего не спрашивал, девочка ничего не говорила. Молчание — это компромисс. Обоюдное согласие. Мы были вполне согласны друг с другом.

Девочка подошла к двери подъезда. Я удивился — на двери не было ничего: ни кодового замка, ни домофона. Где сейчас такое увидишь?

— Пойдешь со мной? Я тебя познакомлю с Пальмой, — предложила Юлька. Я согласился. Я пошел бы за ней, даже если бы она меня не пригласила. Шанс упускать было нельзя.

Мы поднялись на восьмой этаж. По ступенькам. Я панически боюсь ездить в лифте, но Юльке я об этом не говорил. Она сама не стала вызывать кабинку, а пошла наверх так же, как я. Наверное, она тоже не любит лифты. А может, просто ведет здоровый образ жизни. Не знаю. Во всяком случае, я после подъема здорово устал и дышал часто-часто. Наверное, я веду не такой здоровый образ жизни.

Юлька позвонила в болтающийся буквально на соплях звоночек, и громкий звон прокатился по всей квартире. Без лишних вопросов дверь распахнулась.

В проходе стоял мальчишка лет четырнадцати. Я посмотрел на него. Он был довольно высокий и широкоплечий, его вполне можно было принять за взрослого, или, по крайней мере, почти взрослого, но выдавало лицо — улыбчивое, простодушное, открытое. Не бывает у взрослых таких лиц.

— Привет, — сказал он и посмотрел на меня. Я тоже смотрел, с удивлением и даже ужасом понимая, что он тоже меня видит.

— Пальма, — представился он и протянул руку. Я неуверенно поднял свою.

— Я… Я Март, — сказал я и попробовал пожать мальчишке руку. Я ждал, что сейчас моя рука проскользнет через его ладонь, и снова будет больно, как раньше.

Но ничего этого не было. Мы пожали руки, как это делают обычно.

— Марк? — переспросил мальчик.

— Нет, Март… Как месяц.

Мартом назвала меня мама. Так ее отца звали. А уж ему кто дал имя, которого в принципе в природе не существует, я не знаю. Правда, я смотрел в словаре. Есть Марат, Марк, Мартин даже есть, а Марта нет. Ну ладно, мне вообще-то все равно.

— Ладно, заходите, — улыбнулся мальчик и закрыл за нами дверь.

— Значит, ты говоришь, что можешь стать живым, — пробормотал Пальма, дожевывая последний кусок батона. Мы все трое сидели на кухне и обсуждали все, что со мной случилось за эти четыре дня. Обсуждали довольно долго. Часы показывали уже полдвенадцатого. Я сперва не хотел рассказывать, но брат с сестрой были такие… такие надежные, что ли, такие прямые. С ними было легко, так, будто мы всегда были друзьями, с самого детсада, хотя видел я их сегодня впервые, и я рассказал им про все. Каждую мелочь, включая истории в ночном клубе, в парке, в больнице, рассказал про статью в газете, про маму, про Глеба, даже про Герасимова. Про все. Я не хвастался, не старался их разжалобить, чтобы меня утешили и пожалели, рассказывал без привычной дезинформации, или попросту вранья, без которого не обходился раньше. Хотелось говорить прямо, начистоту, как перед Богом. Хотелось вылить из себя эту информацию, поделиться правдой, чтобы стало хоть немного легче. Просто хотелось рассказать об это кому-нибудь, чтобы меня поняли, разделили мои мысли, обиды, страхи. И они разделили.

Я кивнул.

— Ага. Вроде могу. Во всяком случае, двойник сказал так. Вроде не врал. Только он добавил, что это будет не так легко, как я думаю. Странно, вообще-то. Как будто там не "легковушка" поедет, а самосвал какой-нибудь.

— Все правильно сказал твой двойник, — задумчиво сказала Юлька. — Страшно же под машину кидаться, да еще и добровольно.

Я пожал плечами.

— Не очень. Я с крыши прыгал, — напомнил я.

— Неужели не страшно было? — тихо спросил Пальма.

— Не помню. Страшно, наверное. Наверное, дико страшно. Потому и не помню…

— Правда, фантастика какая-то, — покачал головой Пальма и посмотрел на свои ноги. У него на одной ноге был бежевый носок, а на другой носка не было вовсе, — так ведь не бывает. Чудо какое. Я подумал сначала, ты обыкновенный. Простой мальчишка… с виду.

Я пожал плечами. Я почти обыкновенный.

— Шанс, значит. Интересно.

— Так вам надо помочь или нет? — убито спросил я. За весь наш разговор я не раз заводил беседу в эту степь, но без толку. Пальма и Юлька утверждали, что все в порядке.

— По-моему, это тебе надо помочь, — засмеялся Пальма. — Это же ужасно — спать на улице, всеми днями шастать по городу, ты же устаешь, как собака! Хочешь спать?

Я покачал головой.

— Я могу вообще не спать, — напомнил я.

— Чушь собачья. Ну и что, что ты привидение. Ты такой же, как мы. А я, например, хочу спать.

— Ладно, я тогда пойду, — сказал я. — А вы все-таки подумайте, насчет того, чтобы я помог. Мне надо, честное слово, а то я не стану живым.

— А куда ты собрался? — удивилась Юлька.

— Не знаю. Пойду. Похожу где-нибудь. Потом лягу. А может, и не лягу.

— Сумасшедший ты, Кот, — буркнул Пальма. — Щас постелем тебе, будешь спать как нормальные белые люди.

— А… как же? — пробормотал я.

— Чего как же?

— Разве вы тут распоряжаетесь?

— А кто? — улыбнулась Юлька. — Мы и распоряжаемся.

— Вы что, вдвоем живете?

— С недавнего времени, — кивнула Юлька. — Мы за старших остались, а бабушка на даче всю неделю.

— Не понял, — признался я. — Так чья это квартира?

— Моей бабушки, — объяснила Юлька. — Но сейчас бабушка на даче. А мы с Пальмой вдвоем, здесь.

— А когда бабушка приедет, она не прогонит нас… то есть меня? — уточнил я.

— Нет, не прогонит. Да она и не скоро приедет, не волнуйся ты так. Слушай, а тебя точно кроме нас никто не видит?

— Точно. Только те, кому нужна помощь.

— Выходит, ты что-то вроде ангела-хранителя.

— Вовсе не выходит. Ангелы делают добрые дела бескорыстно.

— Ты тоже делал бескорыстно. Овчарку, пьяницу, наркомана, Мишку…

Я успел пожалеть, что рассказал Юльке и Пальме все свои подвиги.

— Это не считается.

— Еще как считается.