Деби Глиори - Чисто убийственное зло

В проеме парадной двери появился Ток, сжимавший в зубах пластиковый пакет с водяными лилиями. Поставив свою ношу на порог, он указал назад лапой и произнес:

— Такси прибыли.

Шурша шинами по гравию, к дому приближался целый кортеж черных кэбов, по одному для каждого зверя и еще один для семьи, миссис Маклахлан, Тока и Лэтча.

Разразилась паника. Просторный вестибюль мгновенно наполнился клубами пыли, криками и воплями, громким треском, сопровождавшим торопливый вынос сундуков, и проклятиями, раздававшимися всякий раз после того, как эти сундуки больно били по икрам. Чемоданы и сумки, казалось, размножались до тех пор, пока вестибюль не стал похож на камеру хранения, но потом, каким-то волшебным образом, всего десять минут спустя, все это исчезло в утробах поджидавших такси. Семья, работники и звери, дрожа, сгрудились на ступеньках Стрега-Шлосса.

— Я уверена, что забыла нечто очень важное, — сказала синьора Стрега-Борджиа, не без усилий втискиваясь в переполненную машину. Ток устроился позади нее; из его мешка с водяными лилиями капала вода.

— Может, сына? — предположил синьор Стрега-Борджиа, защелкивая запоры на алюминиевом авиационном ящике, в который был упакован компьютер, и просовывая его через окно.

— Титус! — позвала Пандора. — Тебе там не понравится. Можешь оставаться здесь.

Миссис Маклахлан, которая наполовину уже забралась в салон, обернулась и обожгла ее выразительным взглядом.

— Извините, просто не смогла удержаться, — сказала Пандора, возвращаясь в вестибюль.

— ТИТУС! — крикнула она. — Оторви зад от стула — мы уезжаем.

— Иду, иду, — донесся голос из глубины дома.

Пандора скрестила руки на груди и приготовилась ждать.

В прихожей уже воцарился дух запустения. Ковер был свернут и убран вместе с большими картинами, набором оружия и ржавых щитов, украшавших стены Стрега-Шлосса столько, сколько Пандора себя помнила. Дедушкины часы, закутанные в пыльные простыни, да хрустальная люстра, висевшая над лестницей, — вот и все, что осталось от прежней жизни. В опустевшей прихожей эхом гуляли звуки приближающихся шагов. В конце коридора, ведущего в кухню, появился Титус. Пандора отметила, что он нес несколько коробок из-под пирожных.

Увидев ее удивленное выражение, он объяснил:

— Стыдно оставлять всю эту еду крысам… — его голос сорвался и перешел в шепот.

— Мультитьюдина! — заорала Пандора. — Я ее забыла. И Терминусочку тоже — о нет! Я должна их найти…

— Они просто крысы, Пандора. Нельзя приносить крыс в отель, к тому же, думаю, у них там и своих миллионы.

Такси снаружи засигналили. Пандора была в отчаянии. «Моя любимая зверушка, — думала она, подавляя рыдание. — И ее дочка. Брошены. Одни в пустом Стрега-Шлоссе».

Увидев, что глаза сестры наполняются слезами, Титус смягчился.

— Мы вернемся, Пан. Не впадай в панику. Крысы могут позаботиться о себе, а мы будем их подкармливать. — Он неловко похлопал ее по спине, уронив при этом коробку. Крышка открылась, и большая булочка выкатилась и запрыгала по полу. — Вот видишь, — сказал он. — Это даст им возможность продержаться целую вечность . А теперь идем, нас ждут.

Подтолкнув сестру к такси, Титус вернулся, чтобы закрыть дверь. Она отозвалась скорбным скрипом ржавых петель.

На Стрега-Шлосс опустилась тишина. Пыль уже начала оседать в прихожей, клубясь и закручиваясь маленькими вихрями под действием сквозняка, дувшего из наскоро заделанного потолка библиотеки. На кухне капала вода из плохо закрученного крана, у часов на каминной полке кончился завод, в камине тлеющие угли постепенно сменили цвет с красного на пепельно-серый. Мало-помалу температура в Стрега-Шлоссе упала, и дом впал в состояние анабиоза.

В своем гнезде из мятой газеты в кладовой тихо похрапывала Мультитьюдина, крыса на свободном выпасе. Свернувшись между передними лапками матери, ее дочка Терминусочка открыла один желтый глаз и потянула Мультитьюдину за ус. Потянула сильно.

— Ау! — взвизгнула Мультитьюдина. — За что?

— Есть хочу, — промычала Терминусочка. — Сейчас .

— Боже, детка, — сказала Мультитьюдина, с трудом поднимаясь на ноги и с неприязнью разглядывая свою ворсисто-розовую Последненькую, — тебе еще предстоит многое узнать о хороших манерах. Где волшебное слово? П-п-п-? — подсказала она.

Крыска наградила мамашу скептическим взглядом и зевнула.

— Хочу, — нагло заявила Терминусочка. — Еды. Сейчас.

Мультитьюдина вздохнула. «Больше никогда, никогда, — поклялась она в сотый раз. Больше никаких детей, никогда».

— Ты уже достаточно большая, чтобы позаботиться о себе, — процедила она сквозь зубы. — Хватит лежать в ожидании обслуживания в номер. Прояви некоторую независимость. Ты никогда не думала о том, чтобы найти себе собственную квартиру? Я бы помогла тебе упаковать вещи, — с надеждой добавила она.

Терминусочка проигнорировала предложение родительницы. Ее нос задергался. Она что-то учуяла. Что-то съедобное. Отбросив опасения, она выбежала из кладовки и очутилась на обширном пространстве кухни. Над ней возвышался обеденный стол, его толстые ножки возносились на невообразимую высоту, клетчатая скатерть свисала… как раз… в пределах… досягаемости.

Отчаянно подпрыгнув, Терминусочка ухватилась за угол скатерти и медленно начала подниматься, шажок за шажком, вонзая когти в рыхлое плетение ткани. Добравшись до верха, она неизящно подтянулась и перевалилась через край на столешницу, словно измученный пловец, вылезающий из бассейна. Некоторое время она лежала на скатерти, тяжело дыша, затем жадность вернула ее к жизни. Она поднялась на задние лапки и осмотрела кухню с высоты стола, отмечая про себя тот факт, что скатерть испещрена множеством хлебных крошек, лужицами молока и маленькими каплями меда. Не в силах устоять перед искушением, она взобралась на край забытого молочного кувшина и крикнула в сторону кладовки:

— Йо-хо, эй, Морщинистая! Спорим, ты слишком старая, жирная и вонючая, чтобы поймать меня прежде, чем я все это съем!

Откуда-то сверху до крыски донесся сипловатый голос:

— Не могу не согласиться. Твоя мамаша действительно слишком сморщенная, древняя и медлительная, чтобы остановить тебя, но я — не такая.

И прежде чем Терминусочка успела поднять голову, чтобы засечь источник этого хвастовства, нечто размером с теннисный мячик упало с потолка и спихнуло ее прямо в кувшин.

Крыска вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, кашляя и отдуваясь; молочная капля висела на кончике ее носа, с усов капала белая жидкость. Сквозь пленку молока Терминусочка уставилась на край кувшина. То, что она увидела, не слишком обнадеживало. Вырисовываясь темным силуэтом на фоне светлого окна, там сидела гигантская паучиха, свесив в кувшин две волосатых ноги. Вид у паучихи был весьма зловещим. Она совершенно явно игнорировала попытки Терминусочки выбраться из своей молочной ванны, старательно расчесывая свою обильную растительность на теле маленьким костяным гребешком.