Деби Глиори - Чисто убийственный бриллиант

— Я вся внимание, — честно призналась Пандора и добавила: — Давай дальше.

— С терпением, которым будущие поколения могут только восхищаться, Апокрифилла отползает в дальний угол пещеры и начинает ткать паутину снова, на этот раз таким замысловатым кельтским орнаментом, что Боб, вопреки своей паукобоязни, просто очарован…

— Боб? — переспросила Пандора.

— Ой, ну не перебивай, — проворчала Тарантелла. — Боб Брют, Роберт Брюс. Короче, он смотрит, как моя талантливая родственница создает свой эфемерный шедевр…

— И?.. — намекнула Пандора. — Что дальше?

— Ну, в общем, осталась не самая приятная часть истории. Особенно для нашей семьи… Так вот, висит эта паутина, как памятник великому трудолюбию Апокрифиллы, а Боб обращается к ней, желая знать, что это означает. «Что означает? — переспрашивает она. — Тебе подать философию вместе с красотой? Это означает, о владелец шерстяной юбки, что если я не преуспела в первый раз, поскольку какой-то небритый кретин не сумел оценить мою гениальность, то стоит попытаться снннн…» — Она хотела сказать «снова», но тут, оскорбленный столь фамильярным обращением со стороны какой-то паучихи, Боб Брют обрушил свой массивный кулак на ее хрупкое тельце, после чего вернулся к бритью.

— О, как ужасно, — вздохнула Пандора, пристыженная тем, что относится к одному виду с этим чудовищем Брюсом.

— Не зацикливайся на этом! — жизнерадостно воскликнула Тарантелла. — Лучше слушай дальше. Бог все видит. Боб порезался еще раз, бреясь, провел бритвой поперек горла и — о, ужас задел яремную вену. Жутко булькая, он упал на пол пещеры, жизнь вместе с кровью покидала его. И что же он увидел в каких-нибудь двух метрах над собой? Да-да, абсолютно недостижимая для человека в его состоянии, там висела единственная вещь, которая могла бы остановить ток крови и таким образом спасти ему жизнь…

— Паутина? — спросила Пандора, блестя глазами.

— Паутина, — подтвердила Тарантелла. — Простое и эффективное средство от кровотечения. С незапамятных времен использовалась в целительстве.

— Бедная Апокрифилла, — сказала Пандора. — Как жалко.

— Точно, — резко произнесла Тарантелла. — Но скажи мне, что привело тебя в мое царство? Надеюсь, не потребность побриться — ты для этого недостаточно покрыта растительностью.

— Это все Титус, — сказала Пандора, вновь помрачнев. — Я не знаю, как сделать так, чтобы у нас с ним наладились отношения. Он так далек…

— Положим, мог бы быть и подальше, — пробормотала Тарантелла. — На Бетельгейзе его закинуть и то слишком близко. Хотя все, что касается человеческой природы, страннее странного. И ты забралась сюда, чтобы обдумать, как лучше решить проблему брата?

— Что-то вроде того, — промямлила Пандора, представив себе дальнейшее продолжение беседы. Что может предложить паучиха? Укусить его? Завернуть в паучий шелк и подвесить сушиться?..

— Мой совет прост, — начала Тарантелла, широко улыбаясь Пандоре, — нужно попробовать начать все сначала. Постарайся завоевать его расположение. Принеси ему гостинец: несколько комариных ножек, высушенную на солнышке навозную муху. — Заметив, что Пандора содрогнулась от этих предложений, Тарантелла подкорректировала меню: — Нет? Да, точно… Как насчет пирожного? Чашки чаю? Мой опыт подсказывает, что мужскую особь надо накормить, прежде чем пытаться общаться. Итак. Накорми его, а потом попытайся подружиться. И… — Паучиха пробежалась маленьким черным язычком по накрашенным губам. — …Если это не поможет, тогда просто без колебаний съешь его. Тогда он уже точно не сможет сделать тебе ничего плохого. Ну покаааа. — Быстро взлетев по паутине вверх, Тарантелла исчезла в тенях под потолком.

Оставшись одна, Пандора улыбнулась. Какой бы странной ни казалась беседа с паучихой, она принесла ей колоссальное утешение. Как паутина лечит раны, так общество Тарантеллы успокоило душевную боль. Девочка встала и, склонившись к окну, подышала на грязное стекло и потерла его рукавом.

Далеко внизу она разглядела мачты прекрасного корабля Блэка Дугласа, стоящего на якоре у берегов Лохнагаргульи. Крошечные фигурки усеяли газон, она едва различила среди них миссис Маклахлан, вывешивающую простыни для сушки на бельевую веревку. Рядом с ней Мари Бэн медленно прикрепляла прищепками похожие на палатки черные корсеты и узкие полосатые чулки. Поза поварихи недвусмысленно свидетельствовала о том, что она не считает стирку белья гостей входящей в свои должностные обязанности. Из чердачного окна люди выглядели совсем крохотными, но когда в поле зрения вползла Дэмп, Пандора сразу почувствовала прилив нежности. То, что сейчас она не могла дотронуться до них, ничего не меняло в ее отношении к ним. Это просто точка зрения, поняла она. Титус все равно ее брат, и ничто это не изменит; а то, что сейчас он казался столь же далеким, как и крошечные фигурки на газоне, вовсе не означало, что ей до него никогда не дотянуться. Приободренная этими мыслями, Пандора пересекла чердак и подняла крышку люка, чтобы спуститься вниз.

— Тарантелла? — окликнула она паучиху через плечо. — Спасибо тебе за совет. Попробую путь к его сердцу через желудок — тут промаха не будет.

Война с кельтами была одной из самых кровавых кампаний в мировой военной истории и наглядно продемонстрировала, что случается, когда огромная империя пытается уничтожить маленькие, но гордые и воинственные племена. Смерть пришла на безмятежные берега Новой Каледонии, каждый отлив оставлял после себя жутковатую флотилию римских трупов, обеспечивая ежедневный пир вороньим стаям, прилетавшим вместе с декабрьскими ветрами.

Ностриламус, капитан одной из трирем, брошенных на отвоевание порта Лете, был смертельно ранен, когда железный котел с кипящей смолой взорвался на палубе, и в ногах у него застряли длинные металлические осколки. Теперь он лежал в своей каюте, желтый, как сальная свеча, а его конечности представляли собой зловонную разлагающуюся массу. Посетителям, отважившимся навестить его, приходилось держать у носа платки, смоченные в уксусе, чтобы не потерять сознание от вони, а корабельный хирург и вовсе отказывался осматривать своего пациента, предпочитая испытывать судьбу на палубе, овеваемой освежающими порывами бешеных ветров, грозившими опрокинуть судно. Правда, и ветра были непредсказуемы. Еще вчера трирема отчаянно барахталась в огромных волнах, а сегодня на рассвете ветер стих, превратив поверхность воды в желтушного цвета стекло и заставив паруса бессильно обвиснуть на мачтах. Ненадолго вынырнув из забытья, Ностриламус приказал лечь на весла и, измученный усилием отдать простейшую команду, откинулся на свою пропитанную гноем постель из шкур. Мгновение спустя он услышал, как большой барабан начал отбивать ритм для несчастных рабов под палубой.