Челси Кэмпбелл - Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс

Сейчас в лаборатории крыс нет, зато к стене над дверью прикован мужчина. Он шепчет: «Помоги мне», а я протягиваю руку и развязываю шнурки на одном из его ботинков. Мне нравится это делать: тянешь за один конец, и аккуратный бантик вдруг распадается, превращаясь в две веревочки, свисающие по разным сторонам ботинка. Интересно наблюдать, как, казалось бы, крепкий узел, который не развязывается сам собой и призван удерживать на месте ботинок при ходьбе, исчезает, если потянуть двумя пальцами за один единственный конец.

— О, это у тебя мэр тут, что ли? — спрашиваю я, указывая на прикованного к стене человека планшетом, который я держу в руке. Обозлившись, мужчина старается запустить в меня развязанным ботинком, и я поспешно отпрыгиваю, вычислив предполагаемую траекторию полета.

— Не подлизывайся, — предостерегает меня мама, не отрываясь от окуляра микроскопа, но я и так в состоянии представить себе рассерженный взгляд, которым она бы наверняка наградила меня, если бы потрудилась повернуться в мою сторону. — Ты прекрасно знаешь, что это тот самый стажер, которого я захватила прошлой осенью. Кажется, его снова приглашают на работу в мэрию, хотя я уже выудила все, что он знает. Ты уже видел его, не будь невежей.

Мама наконец отрывается от окуляра и поднимает голову.

— Ты прочитал статью, которую я тебе дала? — спрашивает она.

— Да, пролистал, — отвечаю я, тяжело вздыхая.

Вчера маме надоело смотреть на мою унылую физиономию, она перекопала все свои книги и нашла статью, содержащую ситуационное исследование о детях, у которых, как у меня, на большом пальце в день шестнадцатилетия появилась буква «икс». Из нее я узнал, в частности, что такие дети появляются нечасто, так как ситуации, в которых, если так можно выразиться, происходит «межкастовое скрещивание», как в моем случае, редкость. Да, герои и злодеи встречаются нечасто и того реже оказываются в одной постели. Следовательно, дети, подобные мне, рождаются с интервалом в пять — десять лет.

Мама смотрит на лекционную доску, стоящую рядом с лабораторным столом, бормоча что-то под нос. В данный момент на ней написано «Гипноформула для использования с прибором доктора Кинка», а ниже неразборчивые математические выкладки мелким шрифтом. Добавив несколько строчек, мама делает паузу и улыбается мне.

— Если ты читал статью, стало быть, знаешь, что случившееся с тобой — не конец света, верно, Дэмиен? Все поправимо, так ведь?

В статье действительно сказано, что у детей, подобных мне, была одна общая черта — буква «X» со временем преобразовывалась в «З» или «Г», и появление той или иной буквы зависело исключительно от их поступков. Согласно результатам исследования, обычно на это требуется от года до пяти. Но мне это не подходит. Через полгода начинаются занятия в Вилморе, и перспектива поступления в связи с последними событиями кажется весьма туманной. В смысле, примут ли они меня с этой буквой «X»? Учитывая, что я наполовину герой?

— По крайней мере, это еще не «Г», — замечает мама, словно я должен быть благодарен за то, что имею, а не оплакивать погибшую жизнь суперзлодея. А по мне, так в «X» нет ничего хорошего. Если бы на пальце появилась «Г», это было бы нечто определенное, а так я кто — ни рыба ни мясо? Если у тебя «З» или «Г», ты знаешь, кто ты, и достаточно показать определенным людям большой палец, чтобы тебя приняли в свой круг. А что я буду делать с этой дурацкой «X»? Если я покажу ее людям, они будут относиться ко мне, как к шуту, и смеяться надо мной, так, что ли? Или поражаться, потому что я вроде как оживший персонаж из сказки? До конца жизни я буду изгоем среди всех — среди злодеев, среди героев, и даже обычные люди с улицы будут знать, что со мной что-то не так. Лучше бы мой палец не менялся вовсе. Я был бы никем, но мог бы, по крайней мере, найти компанию таких же ничтожеств и общаться с ними. Людей с буквой «X» на пальце, подобных мне, так мало, что о них даже статью написать трудно, не говоря уже о том, чтобы найти их и сколотить компанию.

Старательно игнорируя мамин натужный оптимизм, я переступаю через зеленую лужу на полу. Подходя ближе, я стараюсь ступать осторожно, чтобы не задеть и не разбить пробирки, которыми уставлен весь стол. В некоторых из них содержатся весьма опасные химикаты, в других нет ничего, но мама в таком настроении, что ей все равно, что именно я расколочу — она все равно рассердится.

— Дэмиен, ближе не подходи! — говорит мама, преграждая мне путь рукой. Она осторожно, словно грудного младенца, прикрывает пробирки, стоящие прямо перед ней. — Мы с Тейлором работаем над очень важным проектом.

Последнее время мама работает над проектами исключительно с Тейлором, и все они очень важные.

— Если все выйдет так, как мы задумали, — добавляет она, — зелье будет очень опасным, и мне бы не хотелось, чтобы ты вдыхал его пары.

— Но ты-то их вдыхаешь, — возражаю я, кладя планшет на край лабораторного стола и поднимая пластиковый предмет прямоугольной формы, величиной примерно с ладонь. Он похож на небольшой кассетный диктофон, но щели, в которую можно было бы вставить кассету, не видно. Одна сторона закутана в полиэтиленовую пленку такого ярко-синего цвета, что кажется, будто она сделана из пущенных в переработку очков для 3D-кинотеатров. Примерно в середине пленка прихвачена скотчем. Он больше напоминает какой-то древний артефакт из театрального реквизита и разительно отличается от предметов, которыми обычно оперирует мама.

— Ну… — тянет мама. — На злодеев оно не действует. Только на обычных людей и…

Произнести слово «героев» или, скажем, «полугероев» у мамы не хватает духу. Когда мама, почесав голову щипцами, которые она держит в руке, решается продолжить, голос у нее звучит виновато.

— Не знаю, как оно подействует на тебя, понимаешь? И, пожалуйста, не играй с этой штукой, она уникальная в своем роде.

Не обращая ни малейшего внимания на ее слова, я щелкаю тумблером на боку прибора, включая и выключая его. Человек, на протяжении шестнадцати лет столь старательно скрывавший от меня правду, что мне пришлось столкнуться с ней на глазах у нескольких сотен людей, едва ли может рассчитывать на то, что я буду уважительно относиться к его просьбам.

— Где ты нашла эту штуку? На блошином рынке? Надеюсь, ты отдала за нее не больше двадцати пяти центов — да и то, если так, считай, тебя ограбили.

— На самом деле это весьма новаторский прибор, — оживляется мама, решив, очевидно, что я заинтересован в этой дребедени. Да уж, можно подумать, что мне больше нечем интересоваться в такой момент, когда весь мир, фигурально выражаясь, я вижу через очки, на стеклах которых красуются огромные буквы «икс». — Это прибор для гипнотизеров. Изменяет психическое состояние и делает мозг открытым для внушения. Многие гипнотизеры используют различные предметы, воздействуя на зрительный аппарат человека, к примеру кружки со спиральным узором, маятники и прочее, но это изобретение доктора Кинка основано на применении особых звуковых сигналов.