Дмитрий Емец - Книга Семи Дорог

Мефодий и Дафна вели странную, странствующую жизнь. У них был принцип не проводить двух ночей в одном месте после того, как однажды под утро их стоянку обстреляли из реактивной установки. Все вокруг превратилось в испепеляющее пламя. Уцелели они лишь потому, что Даф успела шепнуть: «А все равно не попал!» всего лишь за мгновение до того, как их палатка превратилась даже не в пепел, а в абсолютное ничто.

– Чокнуться можно! – сказала она, обозревая выжженное пространство. – Зачем он это делает?

– Проще убить того, кого не видишь. Нажал на кнопку, и вроде как ни при чем. А вот ножом не каждый сможет.

– Шилов сможет. И ножом, и зубами. Чем угодно.

– Да. Сможет, – угрюмо согласился Меф.

Он все больше склонялся к мысли, что надо плотно заняться Виктором, но его останавливало, что именно этого и ожидают три некромага. С тех пор они предпочитали проводить дни в дороге, затрудняя задачу всем, кто их искал. Со временем они научились разбираться, кто именно на них покушается.

Прасковья обычно делала какую-нибудь истинно женскую гадость, некрупную такую, но досадную. То Меф обнаруживал в ботинке неприметную иглу, то у самой тропинки росло дерево с отравленными вишнями. Однажды маленькая девочка попросила Дафну подержать свою куколку и убежала. А игрушку эту Меф потом двадцать минут не мог прикончить из огнемета.

У Чимоданова почерк был другой. Он или устраивал ночные вылазки, или подсылал великана ростом с трехэтажный дом, размахивающего вырванной с корнем сосной.

От Евгеши прилетал полосатый мух с метровым жалом. Он почти застал их врасплох, поскольку был абсолютно бесшумен, но перед укусом стал витиевато извиняться, шуршать крылышками и уточнять: «А вы точно они, да?» – «Нет, мы не те они. Мы другие они. А ты не уверен, да?» – спросил Меф. Мух очень смутился, еще раз попросил прощения и улетел уточнять задачу.

– Мошкин – просто прелесть! – сказал Буслаев.

На лбу у Дафны возникла и сразу пропала морщинка. Почему-то она не любила слово «прелесть», но причину, по которой не любила, не помнила. Сохранилось только это ощущение.

В тот вечер они сидели на лесной опушке, откуда открывался великолепный вид на равнину.

– Ужинать хочешь? – спросила Дафна.

Готовить здесь было просто, и она активно этим пользовалась, набирая очки хорошей хозяйки.

– Нет.

Даф прислушалась к своим внутренним ощущениям.

– Кажется, у меня острая шоколадная недостаточность! – поделилась она с Мефом. – А ты как?

– Ну давай.

Буслаев едва успел перекатиться, спасаясь от падавшей коробки. Ударившись о землю, она подскочила и открылась.

– Прости! Я не хотела! Я пожелала много шоколада, но не подумала, что он упадет вместе с ящиком! – охнула Дафна.

– Да ничего. Но в другой раз уточняй количество! – миролюбиво сказал Меф, выуживая пару плиток из разорвавшейся при падении коробки.

– Может, еще сгущенки? Ты же ее любишь? – великодушно предложила Дафна. Ей нравилось делать подарки.

Мефодий прикинул, сколько может весить коробка со сгущенкой, и предусмотрительно отказался. Потом он долго сидел и размышлял, откуда девушка знает про любовь к сгущенке. И она сама не могла понять, откуда она это знает?

Послышался топот копыт. К ним подбежала взмыленная кобылица и остановилась в двух шагах. Мефодий и Дафна сорвались с места.

– Осторожно, – предупредила она. – Мало ли…

– Сам знаю!

Гостья повернулась к ним боком и застыла неподвижно. Она была абсолютно белой, кроме правого бока, шерсть на котором местами была черной, складываясь в буквы:

«Подслушала разговор некромагов. Наши настоящие тела вскоре будут затянуты книгой. Надо встретиться! Завтра в полдень на острове Круглого озера. На время встречи объявляется перемирие. Если придете – скажите об этом лошади! Варвара».

Круглое озеро было, пожалуй, единственным непридуманным в этом мире. Во всяком случае, никто из семерки не помогал ему возникнуть.

– Разве лошади понимают речь? – усомнился Меф.

Дафна хмыкнула.

– Помнишь полосатого муха, который извинялся? Так что, идем?

Буслаев понимал, что идти нужно, но все равно сомневался.

– А если это ловушка?

– Варвара не стала бы… Я ей верю!

– А кто тебе сказал, что лошадь от нее? Прасковья тоже умеет думать, и Шилов… И написать можно что угодно.

Кобылица сердито всхрапнула, поджала уши и стала решительно поворачиваться к Мефу задом. Тот вспомнил, что животное понимает речь.

– Хорошо-хорошо! Теперь я верю, что ты от Варвары… В полдень у Круглого озера! Она!

Кобылица хлестнула хвостом, отгоняя оводов, и ускакала.

– Совсем вымоталась. На месте Вари я послала бы птицу! – жалостливо сказала Дафна.

Меф подумал, что на ее месте послал бы вообще всех, но озвучивать этого не стал. Лучшая мысль – всегда та, которую человек оставил при себе.

К Круглому озеру они вышли, когда полдень уже наступил. Буслаев озирался, держа пилум готовым к броску. Дафна не расставалась со свирелью. На берегу они остановились.

– Смотри, к острову ведет пять мостов! И все рядом. Зачем? – удивилась Дафна.

– Никто никому не верит. Каждый построил свой, – проворчал Меф и, на всякий случай потрогав пилумом чей-то мост, пошел по нему.

– Это мост Мошкина. Он какой-то шаткий. На канатах висит, как на сопельках, – сказала Дафна.

– А мост Чимоданова вон тот огромный на мраморных львах?

– Нет, тот, скорее всего, Прасковьи. Мост Чимоданова бетонный, который прикрывают зенитки.

Они перебежали через мост. Небольшой остров порос деревьями и кустарником. Ближе к берегу, на поляне, горел костер. Мефодий и Дафна видели, как огонь алой запятой отблескивает в кустарнике. Погода была пасмурной, сырой. Туман жался к земле. Меф попытался рассеять тучи, но у него не получилось. Видимо, остальным хотелось, чтобы погода была именно такой.

Первым он увидел Чимоданова. Петруччо прохаживался по поляне и, собирая сухие ветки, бросал в костер. Прасковья грела руки. На коленях у нее лежала коробка с конфетами. Увидев Дафну и Мефа, она достала блокнот.

«Хочешь конфетку?»– написала и посмотрела на Буслаева грустными глазами. Меф покачал головой.

«Никто мне не верит. Может, все-таки хочешь?»

– Нет. Меня и Дафна неплохо кормит.

Девушка вздохнула и бросила конфету через плечо. Там, где она упала, в земле образовалась метровая дыра, которая со свистом начала втягивать в себя воздух и предметы. Потревоженная сквозняком, Прасковья неохотно повернулась и заштопала дыру взглядом.

«Шутка-мишутка!» —записала в блокноте.

Кустарник затрещал. Мефодий напрягся, готовый метнуть копье. Перед ним возник Шилов. До этого момента тартарианец скрывался в зарослях, никому не доверяя и дожидаясь, пока все соберутся.