Дмитрий Емец - Книга Семи Дорог

– Ты писала на лошади: наши тела будут затянуты книгой? – спросил Виктор, недоверчиво глядя на нее через костер.

– Вроде того. Книге тоже надо чем-то питаться, чтобы дописывать новые страницы и простраивать все эти декорации.

– Весело, – сказал Меф. – Значит, убьем мы друг друга или нет, соберем оружие в одних руках или нет – шансов нам заранее не оставили?

– Может быть, кому-то одному? – предположил Шилов, однако в голосе у него не было уверенности.

Прасковья сидела тихо, как мышка. Грызла поджаренный хлеб и что-то писала в блокноте. Мефодий знал, чем это обычно заканчивается. Он до сих пор еще откашливал воду, которой наглотался в прошлую их встречу. Буслаев бросился к ней и выхватил блокнот. Она не сопротивлялась, лишь, щурясь, как кошка, наблюдала за ним.

«Надо встретиться с некромагами!» —прочитал Меф и, разобравшись, что ошибся, смущенно вернул блокнот. Варвара положила руки Прасковье на плечи и, откачнув ее в сторону, тоже заглянула в блокнот.

– Отбрысьни! Не видно!

Несостоявшаяся повелительница мрака вспыльчиво вскинула голову. Земля затряслась.

– Тшшш! Без фокусов, пожалуйста! – дочь Арея дала Прасковье легкий подзатыльник и поцеловала ее в макушку. – Не такая уж ты и злая! Не шуми на кухне!

Меф был уверен, что Прасковья вспылит, но она неожиданно усмехнулась. Земля перестала дрожать.

– Жаль, что не прикончила, – с сожалением сказал Шилов.

– А ты тоже помолчи, две пиццы! – одернула его Варвара.

Тартарианец недоуменно моргнул, не понимая, при чем тут еда. Он даже пробормотал себе под нос «пицца, пицца», но ключа так и не нашел. Дафна оказалась сообразительнее. Она помнила, что «две» по-английски «ту», но Виктора просвещать не стала.

– В общем, все просто. Они бессмертны. Это их книга. Их тела стали первыми, что она сожрала. Причем они отдали их добровольно . Так что будем делать? – спросила Варвара.

Меф взял палку и стал выгребать из углей упавший хлеб.

– А что тут сделаешь? Да, они сильнее нас, но все же, пока мы в книге, это и наша книга, – сказала Дафна.

Все молчали, недоверчиво изучая друг друга. Поняв, что наступил решающий момент, Мефодий отбросил палку. Он шагнул вперед и протянул руку ладонью вверх.

– Не знаю, как там что сложится, но обещаю, что никого из вас не убью. Даже если книга очень этого захочет! – сказал он.

Некоторое время его ладонь пребывала в одиночестве. Добрый дядя Чимоданов попытался положить на нее шкурку от картошки, но получил пинок в голень и оставил ее у себя. К Мефу подошла Дафна и молча положила ладонь на его руку. Мефодий ощутил теплое пожатие.

Следующей легла рука Мошкина.

– И я, да? Тоже не убью, нет? Мне же все это противно? – робко спросил он.

– С вами! – коротко сказала Варвара, и на руку Евгеши легла еще одна рука.

Петруччо некоторое время разглядывал их, ковыряя в носу. Добыл пару козявок и, убедившись, что они прилипли к ногтю, хлопнул ручищей по ладони Варвары. Он обожал, когда на него орут – бабуинов всегда возбуждает отрицательное внимание.

Однако ее реакция оказалась непредсказуемой.

– У тебя зеленые. А у меня обычно светлые. Странно, да? – сказала она, дружелюбно посмотрев на его палец.

Петруччо изумленно хрюкнул. Он ожидал чего угодно, но не такой реакции. Засопев, вытер палец о штаны, после чего вернул руку на место в относительно чистом состоянии. Теперь в стороне остались только Прасковья и Шилов. Некоторое время они созерцали пять сомкнутых рук.

Прасковья неспешно подошла к ним, держа руки в карманах. У Буслаева сложилось впечатление, что она что-то прячет. На всякий случай он приготовился к защите. Прасковья неспешно извлекла руку, и Меф ощутил холодное прикосновение к своим пальцам и увидел что-то черное. Маркер! Он понял, что она что-то размашисто пишет прямо на руках. Надеюсь, не пожелание умереть от разрыва сердца.

«Я с вами!» —прочитал он.

«Уже шестеро!» – подумал Меф, вопросительно посмотрев на Шилова. Теперь в стороне остался только он.

Шилов подкинул секиру и, позволив ей провернуться, поймал ее. Снова подбросил и снова поймал.

– Ну потопали, что ли? Достали уже за ручки держаться! – сказал он ворчливо.

Рядом вспорхнула и улетела куда-то невзрачная серая птичка.

Оказалось, что к башне телепортировать нельзя. Мефодий проложил железную дорогу, но рельсы замкнулись в огромное кольцо, и поезд катал их по кругу, пока Шилов, оставлявший секирой зарубки на столбах, не обнаружил подмены.

Вскоре выяснилось, что башня недосягаема и на драконах, и на лодке по реке, и даже на велосипеде. Ценой всех хитростей и лавирований приблизиться удалось километров на шестьдесят. Дальше – пешком по выжженной солнцем степи.

– Может, бегом? Быстренько, по солнышку? – предложил Мефодий. – Одна нога здесь, другая…

– …на том свете! Я не побегу! – мрачно закончила Варвара.

У прочих конноспортивная инициатива Буслаева энтузиазма тоже не вызвала. Долго бежать способен был только Шилов, который, как и Меф, не ведал, что такое усталость.

Солнце припекало. Мошкин затребовал дождь, но вышло только хуже – почва размокла. Пришлось снова загорать на солнце. И опять стало жарко. Голову припекало, ботинки чавкали, залипая в грязи.

К концу восьмого часа пути все окончательно вымотались. Даже у Мефодия, главного электровеника компании, пропало желание нестись лосем. Дико хотелось пить. Варвара сотворила несколько колодцев, но вода в них была горькой и соленой, третий же оказался забит разлагающимися тушами овец.

– Это не я! – сказала дочь Арея.

– Ясно, что не ты, – успокоил ее Евгеша.

Кто-то упорно издевался над ними. Буслаев покачнулся, поддерживая Дафну, и, чтобы не упасть, вонзил в землю пилум. На копье он теперь опирался как на обычную палку. Утяжеляющее яблоко оказалось очень кстати.

Наконец на горизонте показалась башня. Время шло, а она дразнила их, приближаясь безумно медленно. Порой казалось, что она удаляется. Когда компания поднималась на последний, голый, как пятка, холм, башня вообще ушла из вида. Лишь с вершины холма вдруг вся открылась – плоская, безликая. Снаружи ее окружало горящее на солнце кольцо рва.

– Отсюда уже близко! Все! Отдых! Я готова! – сказала Варвара, лицом падая в траву.

Остальные свалились рядом, скинув артефактное оружие в кучу. Меф сидел на траве, смотрел на измазанный грязью пилум и понимал, что едва помнит, зачем копье вообще нужно. Кажется, его надо метать. Все это казалось бессмысленным, как среди ночи кажутся бессмысленными самые нужные днем вещи. Смотришь на одежду, на компьютер, на синий прямоугольник окна и понимаешь, что все это такая ерунда, что и описать невозможно.