Дмитрий Ольченко - Проделки лесовика

— Как ни привольна у тебя жизнь, а мне тебя жаль.

— Почему?

— Ты бесцветен. Какой смысл жить на свете, если тебя никто не видит?

— И правда! Я не подумал об этом... Действительно, как можно жить, если тебя не видят! Какой смысл в этой жизни! Вечно в беготне, ни минутки спокойной... О боже, почему я такой несчастный! И когда все это кончится! — ветер пригорюнился. Несколько крупных слезинок упало Юрке на руки.

— А нельзя ли тебя покрасить?

— Нельзя.

— Почему?

— Я слишком непоседлив.

— Но иногда ты сидишь совсем тихо! Так тихо, что тебя даже не слышно!

— Верно, не слышно. Это потому, что я нахожусь тогда в другом месте.

— Вот ты где! — раздался за спиной радостный возглас. Юрка оглянулся. К нему по длинной носовой части черепа бежал X-Девятый.

— Явился, не запылился... — прошептал ветер.— Ну, я, значит, полетел. Бывай здоров и не кашляй!

— Всего! — кинул Юрка.

— С кем это ты говорил? — спросил муравей.

— С ветром.

— Фи-и-и! Нашел собеседника! Это же известный пустобрех!

— Не говори так, он очень несчастный.

— Несчастный? Да он сам не знает, какой он! — возразил муравей.— А ты ушел и не простился со мной. Я уж подумал, что и не увидимся больше. На всякий случай побежал по твоим следам. И не напрасно.

Юрка почувствовал неловкость. Конечно, это свинство — уйти и не сказать «прощайте»!

— Я прогнал паразита. Потом сидел, ждал. Тебя все не было,— оправдывался Юрка.

— Куда же ты теперь? — спросил муравей.— И после некоторого раздумья: — В конечном счете все наши дороги ведут в никуда.

— Неправда. Каждая дорога приводит к людям.

— Я не о тех дорогах.

— О каких же?

— О дорогах судьбы. Надеюсь, ты понимаешь, какая между ними разница? — спросил муравей.

— В общем, Да,— ответил Юрка не совсем уверенно, опасаясь, однако, как бы муравью не вздумалось уточнять, что же именно понимает он под словами «дорога судьбы». Начал бы путаться, городить невесть что, словом, вести себя, как при плохо подготовленном уроке.

Муравей не стал уточнять. Он был печален. Не столько печален, сколько угнетен.

— Хорошо моим собратьям! — сказал муравей после некоторого молчания.— Хорошо им! У них нет вопросов и нет сомнений!

— Как может быть хорошо рабам?! — воскликнул Юрка.

— Они не знают, что они рабы! — отрезал муравей.— Они — существа с вытравленными эмоциями. Они не умеют радоваться, не способны горевать, не знают, что такое любовь и мечта... Но по какой-то странной прихоти судьбы всем этим наделен я! Зачем? Чтобы всю жизнь мучиться? Такие, как я, в муравейнике не нужны... Я не хочу больше жить. Муравейник — это серая пустыня бездуховности! Я хочу умереть.

— Не надо отчаиваться,— сказал Юрка.— Среди людей, я слышал, есть такие, которые в страданиях находят радость. А еще есть стихи. Послушай:

— Дальше забыл,— признался Юрка.

— Ох, как здорово! Это твои стихи? Ты сочинил?

— Нет. Это Пушкин. Наш великий поэт.

— И его все знают?

— Все!

— Все люди любят поэзию?!

— Почти все.

— Как я им завидую! — воскликнул муравей.— Они знают, что такое любовь и мечта.

— Послушай, дружище! — сказал Юрка.— А почему бы тебе не пойти со мной? Мы уйдем к людям, ты будешь жить в моей комнате. Я устрою тебя в самом теплом и уютном уголке! Хочешь — в банке из-под варенья, хочешь — в спичечном коробке. Будешь кушать, что твоей душе угодно. Даже в школу я буду тебя брать. Пойдем, а?

Муравей слушал мальчишку с печальной улыбкой, смотрел на него, как смотрят убеленные сединой старики на несмышленых младенцев.

— Я тебе верю, но это невозможно. Муравей может жить только в муравейнике. Так начертано волей судеб.

— И ничего нельзя сделать? Совсем ничего?

— Ничего. Для муравья одиночество смертельно. Он может жить, когда рядом его собратья... Ты мне нравишься, но ведь ты не муравей, а я не человек. У нас разные судьбы. У наших судеб разные дороги. Они могут пересекаться, как вот сейчас, но они никогда не побегут рядом.

— Обидно,— сказал Юрка.— Но ты прав.

— Эй, вы! — раздался сверху скрипучий голос.— Хватит вам болтать! Скоро грянет гроза!

Лесовик прилетел незаметно и уселся на старом вязе, тень которого подступала к лошадиному черепу. На этот раз муравей тоже услышал Лесовика. Так, видно, пожелал сам хозяин леса.

— Я пойду,— прошептал муравей.— Желаю тебе поскорее стать таким, каким ты был раньше. И еще — поскорее выбраться из лесу. И встретиться с родителями...

— Надеюсь, пигмейчики, вы понимаете, что сие зависит токмо от меня! — насмешливо заявил Лесовик.

— О да! Ты — великий хозяин леса. Здесь, в лесу, ты всемогущ. Я и мой друг-человек почтительно желаем, чтобы твое великодушие было под стать твоему всемогуществу! — крикнул муравей.

— Не надрывайся, я не глухой! — ответил Лесовик, и в его зеленых глазах сверкнуло самодовольство. Он, грешный, тоже питал слабость к лести: любил, когда его о чем-нибудь просили, и при этом непритворно удивлялся: «Знают, что не уважу, а все равно просят!»

— Хозяин, не будь жестоким к моему другу-человеку! Пусть он вернется к своим сородичам! — продолжал просить муравей.— Возьми мою жизнь, только освободи его!

— Зачем мне твоя никчемная жизнь? — ответил Лесовик, искоса поглядывая на Юрку.— Она не нужна тебе, а мне и подавно. Думаешь, я не слышал, как ты жаловался на судьбу? Вот если бы ты очень уж дорожил своей жизнью, тогда я, пожалуй, и взял бы. А то получается, как в поговорке: «На тебе, боже, что мне не гоже!» Не выйдет! Лесовика не проведешь! Сам в дураках останешься!

Муравей сник и виновато взглянул на Юрку. Выглядел он жалким, униженным, безответным. Лесовик грубо поглумился над муравьем.

— Это неправда, что жизнь муравья ничего не стоит! — крикнул Юрка.— Жизнь — великое благо. Она выше любой цены. И я не хотел бы получить освобождение ценой жизни моего бескорыстного друга! — Мальчишка говорил с вызовом, глядя Лесовику в глаза.

— Та-а-к, та-а-ак! — протянул Лесовик угрожающе.— Ты, малец, что- то слишком уж расхрабрился! Да я тебя в порошок сотру!.. Превращу в навозного жука! В скарабея превращу!

Взлохмаченный и разъяренный, Лесовик стал надвигаться на Юрку, раскинув мосластые руки и шевеля скрюченными когтистыми пальцами. Деревянное рычание Лесовика гремело и перекатывалось подобно громовому раскату, глаза извергали молнии...

Мальчишка втянул голову в плечи. И вдруг — непонятное: мгновенно исчезли и Лесовик, и муравей, и лошадиный череп, и все, что было вокруг черепа... Деревья и травы обрели привычный облик. Юрка лежал в траве, над ним раскинулось белесое от зноя небо. В его западной части, куда клонилось солнце, громоздились тяжелые грозовые облака. Они наплывали медленно, грузно, исподволь меняя очертания, клубились, белые сверху и темно-синие в провалах. Их нутро оглашалось утробным рокотом, который ворочался в них и пытался вырваться наружу. Умолкли птицы. Перестали стрекотать кузнечики. Порывы ветра налетали на деревья. Все притихло в ожидании грозы...