Дмитрий Ольченко - Проделки лесовика

Юрка попытался подняться и не смог. Руки и ноги подгибались, тело не слушалось. «A-а, все равно! Полежу и здесь». Небо над ним словно очищалось от серой дымчатой вуали, голубело. В парном воздухе потянуло прохладой, запахло дождем, и этот живительный запах ворвался в Юркины легкие, проник в кровь и побежал по жилам, в каждую клеточку тела, взбадривая ее и тормоша. Юрка дышал часто, как разморенный зноем щенок. «Пить! Пить!» Ничего больше не хотелось, только пить. Хотя бы маленький глоточек воды! Пить! Это короткое птичье слово тонко звенело в ушах. Звон нарастал, ширился, перед глазами мелькали очертания геометрических фигур, пронизанных мелькающими искрами...

Звон в ушах и феерические видения прекратились. Голова вдруг стала ясной. Сознание фиксировало четко и просветленно все, что попадало в поле зрения. Огромные облака закрыли полнеба и теперь клубились над самой головой. На лицо упало несколько крупных дождевых капель. Солнечный свет померк. Ветер налетал на деревья резкими порывами, будто хотел растормошить их от спячки и подготовить к грозе. Поднялся шум. Казалось, что где-то за деревьями грохочет железнодорожный эшелон. Гроза надвигалась неудержимо, широко и размашисто, подавляя все остальные шумы и звуки. Ливень обрушился мгновенно, точно кто-то решительно вспорол днище неба — и хляби небесные разверзлись.

У Юрки было такое впечатление, будто на него одновременно вылили десять ведер холодной воды. Даже дыхание зашлось. Юрка вскочил,— откуда только сила взялась! Дождевые струи падали отвесной стеной, заполняя все вокруг ровным энергичным шумом. Мальчишка поднял лицо к тучам, начал ловить воду воспаленными губами. В целом мире не было ничего вкуснее и живительнее хлестких дождевых струй, проникающих, казалось, в самую душу. «Вот чего мне не хватало!» — подумал Юрка, как вдруг перед глазами сверкнула ослепительная плеть, а вслед за тем раздался такой оглушительный грохот, что заложило уши.

И пошло... И пошло... Молнии сверкали одна за другой. Огненные плети хлестали землю, не умолкающие ни на миг раскаты грома наводили на панические мысли о конце света. Было страшно... и хорошо. Юрка одиноко стоял под ливнем, который бурно вымывал из него гнетущее чувство слабости. Подставлял под струи сложенные лодочкой ладони — они наполнялись прямо на глазах. Изорванная одежда прилипла к телу — это было не совсем приятно, но Юрка меньше всего обращал внимание на такую мелочь. Он чувствовал себя спасенным. Чувствовал себя зрителем на величайшем представлении природы. С радостным трепетом прислушивался к звукам яростно разбушевавшейся стихии. Казалось, тысяча дьяволов за кулисами черно-синих туч била, крушила, рвала все подряд, а на землю сыпались сверкающие осколки.

Первый, самый сильный, напор бури прошел, ливень стал ослабевать. Громы укатывались вдаль. Юрку начал пробирать мокрый холод, и он подумал, что ливень — это превосходно, однако неплохо бы и укрыться где-нибудь! А куда в лесу спрячешься? Только под дерево. Крона старой липы выглядела самой густой и непроницаемой — темный широкий шатер, оглушенный ливнем. Правда, он не спасал от дождя, ливневые струи скатывались с мокрых листьев на землю, но чувство «крыши» над головой успокаивало. Вспомнилось, что во время грозы в лесу нельзя прятаться под самые высокие деревья — в них обычно метят молнии. Заколебался — не выскочить ли, пока не поздно? Но другая мысль подсказала, что сердцевина грозы, где рождаются молнии, ушла дальше, опасность миновала. Юрка уселся на толстую лапу корня и, прижавшись спиной к дереву, охватил колени руками. Его била зябкая дрожь, зуб на зуб не попадал. Но от холода, как он понимал, не спрячешься. Оставалось одно — терпеть.

Сумерки сгущались. Глубину леса заполнил мрак, и только здесь, на поляне, было еще довольно светло. Приближалась ночь. Юрка не мог вспомнить, какая по счету. Он потерял всякое представление о времени. Где-то за низкими бесформенными тучами уходило на покой солнце. Знойное дневное светило, выжимавшее из Юрки последние капли жизни, теперь казалось желанным. Юрка сидел под деревом дрожащий, мокрый и мечтал о горячих солнечных лучах. Вот когда пригодился бы шалаш! Начал корить себя за непредусмотрительность. Как же так! В лесу, где столько кустов и веток, не подумать о шалаше, о самом древнем убежище человека, спасавшем от любой непогоды! Сам виноват! Не додумался! Теперь изволь терпеть!..

Дождь почти утих. Гром ворчал вдалеке рассерженным, но благодушным домашним псом. Теперь дождевые капли падали не с неба, а с листьев — крупные, увесистые. Когда такая капля попадала за шиворот, приятного было мало. А если по верхушкам деревьев пробегал ветер, деревья встряхивались, как мокрые собаки, и обдавали тучей брызг.

Ночной лес дышал пронизывающей сыростью. От непрестанной дрожи у Юрки разболелись мышцы. Окоченелый, он встал на негнущиеся ноги, прошелся взад-вперед, сделал несколько движений руками. Попрыгал, побегал на месте. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Еще прыжки — неуклюжие, неверные... Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сердце ответило частыми гулкими ударами, ускоряя движение крови по жилам. Зябкость прошла, робкое тепло бросилось сначала в грудь, а потом растеклось по всему телу.

Юрка двигался, пока не свалился от усталости. Нащупал дубинку. Ее надо держать при себе, ночью все-таки страшновато. Уселся поудобнее, колени прижал к телу, охватив их руками. Обостренный слух улавливал каждый звук в лесу: то капля сорвется, то желудь, то сучок... Все живое попряталось.

Чтобы легче было коротать ночь, предался воспоминаниям. Вспомнил друзей, одноклассников, маму, папу. Интересно, как там мама; чует ли ее сердце, в какие переделки попал сын? Она ведь всегда так: чуть что —«Чует мое сердце!» Или «Чуяло мое сердце!» Когда все останется в прошлом, Юрка расскажет о своих приключениях за вечерним чаем. Будет о чем рассказать...

Снова хотелось пить. Жаркие волны так и накатывали, так и приливали к лицу. Опять появился монотонный звон в ушах. Юрка приложил руки к вискам — жилки пульсировали в них твердо, тревожно. Судя по всему, поднялась температура.

В тучах появились разрывы. Крупные звезды заглядывали сквозь них на землю. Казалось, они утешали: мол, все будет в порядке!

А через месяц — в школу. Как обычно, в сентябре будут писать сочинение: «Как я провел лето». Если я напишу обо всем, что со мной приключилось, никто не поверит. Скажут: «Ну и враль же ты, Юрка!»

...Вернется домой, прежде всего попросит, чтобы ему накупили мороженого. А потом попросит маму нажарить картошки-фри, его любимой картошки. Он уплетет ее с малосольным хрустящим огурцом. Когда наестся досыта, ляжет спать... В свою привычную постель, теплую и уютную. Сквозь сон услышит, как подойдет к нему мама и поправит одеяло, а он в ответ что-то промычит...