Эдуард Скобелев - Властелин времени

— А как же миф?

— Никто не знает, что они умирают… Их отправляют в «санаторий». На самом деле это газовая камера…

«Нет пределов цинизму…»

— Вы недоговариваете, — перебил Иосиф. — Какую еще прибыль вы извлекаете из страданий несчастных?

— Некоторых аборигенов, которые нам нужны, мы приглашаем во дворец — для демонстрации нашего человеколюбия. Они приходят с экскурсоводом, видят этот муравейник и понимают, что их вымирающий народ не достоин иной участи.

— Какая низость!

— Не совсем так… В игре, которая ведется, есть элементы большого смысла. Например, во время выборов короля.

— Каких выборов?

— Не удивляйтесь, мы единственное демократическое королевство во всем мире! Ежегодно мы избираем своего короля.

— Кто ж это мы?

— Ну, мы, советники. Мы избираем, а процедуру осуществляют вот эти чиновники. Они проводят выборы на местах, подсчитывают голоса. И по завершению работы, которая, разумеется, тоже идет в мусорный ящик, мы устраиваем для чиновников обед… О, они очень любят этот обед, только и говорят о нем. Ради обеда они согласны были бы проводить выборы хоть ежедневно!

— Что же это за обед?

— Например, жареная рыба или суп с клецками. К порции подается стакан водки. Все аборигены упиваются вдрызг! Ползают, как крысы, а иные вываливаются через окна.

Оба советника весело расхохотались. Но Иосифу было не до смеха: каждая новая деталь, каждая новая черточка государственной системы приотворяла величайшее глумление шайки, захватившей власть в свои руки…

— Никогда не вспыхнет революция в стране, где на все случаи имеются целесообразные законы, — говорил полицейский. — Если приглядеться, любое беззаконие — тоже закон. Отцы государства, которые умеют рассчитывать игру жизни на девять шахматных ходов вперед, объявляют целесообразные законы самыми демократическими, выражающими волю всего населения, и спокойно делают свое дело…

Вспомнилось, как однажды Иосиф спросил заключенного: «За что срок намотали, братец?» — «Засуха у нас была. Половина народу перемерла. Я и скажи на поминках: „Что же нам воду не дадут? В стране столько советников!“ Меня схватили и дали десять лет „за неуместное упоминание должностных лиц“, оказалось, и такой закон есть. Мол, не твое собачье дело интересоваться, сколько советников…»

— Да, — сказал Иосиф, — не повстречайся я с вами, я бы не знал, что у каждого явления государственной жизни есть своя подкладка.

— А иногда и две! — засмеялся полицейский. — Демократическое право предоставляет нам такие возможности, какие не снились ни одному диктаторскому режиму. И главное — мы не при чем. Ни один камень не летит в нас: народ сам принял законы, что из того, если они кого-то ломают пополам?

— Вы приняли законы, при чем здесь народ?

— Народ должен выполнять принятые законы. Ради того мы и короля держим: у аборигенов сильны верноподданические чувства и связанные с ними пустые надежды…

Перейдя залы, где за стеклянными загородками кишели исполнители бумаг, Иосиф со своими спутниками оказался в приемной короля.

Майор с видом знатока тут же сообщил, что приемной практически не пользуются, так как король никого не принимает; наоборот, короля вызывают в приемную, когда хотят ему что-то втолковать.

Кабинет короля поразил вызывающей бедностью. Это была небольшая комната с рабочим столом, на котором стоял один-единственный телефон, да и то, как выяснилось, неисправный. Стулья — грубо сколоченные, едва ли не из деревенской харчевни.

И сам король поразил Иосифа. Это был болезненного вида, тусклый абориген средних лет, одетый в театральные обноски.

— Я настолько одинок, настолько оторван от всяких дел, — сказал король, потирая руки, — что рад всякому, даже незначительному событию…

Из дальнейших слов стало понятно, что король не имеет права выходить из кабинета, принимать людей по своей инициативе и даже ни разу не видел членов своего правительства.

— День ото дня меня и мою семью кормят все хуже и хуже. Дошло до того, что я постоянно голоден. Передайте, пожалуйста, главным из моих советников, которых я не имею, к сожалению, чести знать лично, что я могу в одно прекрасное время окачуриться от истощения сил и тем самым возбудить нехорошие слухи.

— Не преувеличивайте, ваше величество, — упрекнул майор. — Если вы протянете ноги от истощения, об этом не напишет ни одна газета мира.

— Пожалуй, — король нахмурился. — Давайте как-либо отметим ваш приход и закажем сюда ужин…

— Не положено, ваше величество, — сказали советники. — Поверьте нам, мы давно служим при вашем дворе и знаем порядки. Не положено по соображениям гигиены.

Но Иосиф тоже хотел подкрепиться и потому велел немедленно принести ужин.

— Спасибо, — поблагодарил король. — Все ведут себя так, будто давно произошел государственный переворот… Я каждый день подписываю разные декреты и указы и вот недавно обнаружил в мусорном ящике подписанные мною, но разорванные декреты и указы. Как это объяснить?

— Вероятно, чрезвычайным обилием декретов и указов, — нагло заметил майор. — Вверенный вам народ просто не успевает переваривать их.

Появился толстый, лукавого вида человек в засаленном камзоле и сказал, что подать к столу нечего.

— Дефицит, ваше величество, кругом дефицит.

Иосиф подозвал негодника к себе, взял за горло и велел понюхать дуло пистолета. Тотчас явились фрукты, колбасы, сыры, салаты и разные тонизирующие напитки.

Король сразу накинулся на еду. Он выгребал рукой печенье и конфеты из вазы и засовывал в карманы, вероятно, для своих детей.

— Какова цель вашего визита, господа?

Иосиф раскрыл рот, чтобы объяснить, но вмешался полицейский:

— Я полагаю, к делу мы приступим тотчас после трапезы.

Принесли горячее блюдо. Переставляя спортивную сумку, из которой торчала шляпка «часов», Иосиф заметил какое-то движение. То ли майор, сидевший по правую сторону, взмахнул рукою, то ли сановник, сидевший по левую.

Каменные лица были непроницаемы. И тогда Иосиф, которого не покидало чувство тревоги, поменял свое блюдо с блюдом майора.

— Ну-ка, ешь!.. Что за кислая мина? Снять маску!

Король, не переставая есть, с интересом наблюдал за происходящим.

— Снимите маску, — поддержал он Иосифа. — Я разрешаю.

Майор снял с лица желеобразную присоску. Чернели испуганные глаза.

Иосиф подцепил вилкой кусок мяса.

— Ешь!

— Нет-нет, — закричал полицейский. — Не хочу, не буду! У меня расстройство желудка!

— Как не стыдно, — оборвал его сановник. — Соблюдайте элементарные нормы деловых отношений! Не ставьте остальных под удар… Ешьте, если уж попались…

— Ах ты, гнида! Сам меня подбил, — озлился полицейский. Бросил в рот кусок мяса, зажмурился и вдруг, дернувшись и выкатив глаза, осел на стуле. И тотчас же что-то зашумело, загудело, забилось, будто заработала швейная машинка, тело майора вспучилось и лопнуло со зловещим хлопком. Откуда ни возьмись, появился хвостатый черный субъект, очень похожий на только что скончавшегося, только гораздо меньше.