Надежда Михайловна - Мороз Воевода (СИ)

— Батюшка-месяц серебряный, ты с небушка все видишь, помоги мне, подсвети немного, что там в сугробе — может, помощь нужна, а может, это сучок какой валяется?

Любопытственно стало месяцу, кто ж в такую морозяку в почти нехоженном лесу к нему взывает, выглянул краешком, не разобрался, кто, да и вылез весь, а внизу девчонка, худенькая такая, смотрит на него с благодарностью да и молвит ласковые такие слова:

— Ой, спасибушки тебе, месяц-батюшка, вижу я, сорока это, знать ослабла совсем, раз в снегу еле трепыхается!

Изловчилась, достала птицу почти замерзшую и туда же, за пазуху к зайчатам:

— Потеснитесь там, маленькие, птичку тоже надо обогреть!

Подивился месяц немало, морозяка лютый, а эта пичужка мелочь лесную собирает, теплом драгоценным делится, оглядел внимательно с неба все да и молвил человечьим голосом:

— Пичуга славная, там вот подале волчатки плачут-заливаются, убили лихие людишки их мать, остались они два совсем одни, голодные и в страхе.

— Как найти мне их?? — тут же спросила Настена.

— Ай, не боишься, вот явится отец-волк и порвет тебя на кусочки?

— Пока он явится, малыши от страха и голода помрут!! — сердито ответила Настёна.

— Покажу я тебе короткую дорогу, пойдешь вот по моей узенькой ленточке, что в снегу глыбоком начерчу, да смотри, ступай осторожно, оступишься и провалишься по пояс в сугробищи, братцы зимники сегодня перестаралися, понаигралися, снегу понавалили. Сейчас вот Морозушко хулиганит, завтра поутру и станут исправлять все, а пока, давай-ка побыстрее пойдем, доведу тебя, да и сам сбегу!! Погреться хочется, подзамерз даже я!

Шла Настена осторожно, переступая мелкими шажочками, ладно одной провалиться, а тут малые детки, надо их в теплом месте пристроить. Добрела до волчаток, а там совсем мало места, ну никак не умещается худенькая Настенка в их берлоге, а мороз все сильнее, деревья уже стрельбу устроили. Месяц призадумался, поморщился, покривился, потом воскликнул:

— А, Топтыгина надо потревожить!

— Что ты, батюшко-месяц, что ты, они ж, разбуженные-то задолго до весны, серчают шибко и злыми становятся. А что я против медведя, одной лапой пришибет??

— Топтыгин совсем старый стал, бессонницей мучается, все смертушку кликает, да она задержалася где-то, никак к нему не идет. Ты погодь, дева красная, я сейчас…

Месяц кубарем скатился куда-то за могучие ели, стало темно и сумрачно, забояться бы Настене, да детишек звериных у неё много, надо всех и сберечь — за пазухой зайчатки шевелятся, птица ворохнулась, в руках два щеночка — волчатки.

Бойся-не бойся, да лихие люди, они намного страшнее зверюшек могут быть. Только кто ж в такой морозище нос высунет? Месяц пробыл долго где-то внизу, Настенка приплясывать начала. И подумала уже было, вон, в ближайший сугроб зарываться.

— Всеё! — вынырнул довольный месяц из-за ближней самой огромной елки. -

Договорился я с Топтыгиным согласный он, вас у себя пригреть, ты не бойся, он только рычит громко, а так добрый стал, потому что старый.

— Пойдем!

Опять шла Настена по тонкой тропиночке среди глубоких снегов, да и оступилась

— Оххх! — провалилась она по пояс, как барахтаться, когда руки заняты? Но месяц шумнул:

— Не шевелись, только ещё больше увязнешь, сейчас я!

Минут через пять послышалось пыхтение, сопение, порыкивание, снег по серебристой месяцевой тропочке полетел в разные стороны, и увидела Настена большого такого медведя, который как огромная лопата, раскидывал снег по сторонам.

— Не бойся меня, девица! — прорычал он. — Я месяцу слово дал, помочь тебе и детишкам. Садись-ка на меня, мигом и домчим.

— Благодарствую, батюшка Топтыгин!

Полузамезшая Настена кое как взобралась на опустившегося в снег медведя, ухватилась одной рукой за загривок, второй же прижимала к себе волчаток.

— Михайло, ты не спеши, не спеши! — промолвил месяц с неба. — Я покаместь посвечу тебе, потом и убегу.

От спины медвежьей шло тепло, и Настенка перестала дрожать от холода, только щеки вот сильно начало щипать, потереть бы их снежком, да руки заняты.

Добрел медведь до берлоги-то, слезла с него Настена, опустила на снег волчаток, подтолкнула к берлоге, сама же потянулась за снегом, щеки растереть.

— Погодь, дева храбрая, погодь!! — Прогудел Топтыгин. — Снег сейчас колючай, только обдерешь лицо-те, есть у меня кой чего в берлоге, намажешь вот щеки-те и пройдут к утру поцелуи Морзовы! Ох, и охальник он нынче, опять Февр их с братьями старшими пакостничать вынудил. Ужо я сам Зимушке нажалюсь!

В берлоге на удивление оказалось сухо и чисто, в дальнем углу устроено ложе из мягких пихтовых лап. Настена первым делом вытащила зайчаток и немного отогревшуюся сороку.

— О, стрекотунья, а ты-то как здеся оказалась? Чего тебе не сиделось под застрехой-то?

— Да кто ж знал, что братцы такое непотребство устроить захотят? Ох уж этот неполный! — с передыхами проговорила сорока.

Медведь встал на задние лапы, и Настена обмерла, он же выше всех виденных ей высоких мужчин, если бы не месяц, страшно представить встречу с таким огромным зверем. Медведь пошарил лапами по полочке, довольно рыкнул и вытащил на свет маленький горшочек:

— На-ка, девица, помажь жиром щёки-те, а ты, стрекотунь, подскажи, где посильнее помазать-то, чего-чего, а хитростев женских навроде зеркальцов у меня сроду не водилось, я, вон, в водицу посмотрюсь летом и ладно.

Волчата и зайчата затеяли возню.

— Цыц, мелкие, не шумите, не то Морозушко, станется с него сегодня, услышит вас и добавит морозу-то, и так вон по низу как тянет!!

Намазала Настена щеки под внимательным присмотром сороки, Топтыгин удовлетворенно пробурчал:

— От, то дело!

— Позволь спросить тебя, дяденька Топтыгин, отчего это ты совсем как люди разговоры говоришь??

— А-а, заметила, молодец, внимательная ты. Оттого и говорю, ночь перед Новым годом, в сам Новый год и после него ночь — нам всем в дремучем лесу матушка Зима с давних пор ещё такой вот подарок сделала — можем мы с любым существом разговоры вести выспрашивать и самим обсказывать все наши обычьи. Так что у тебя, девица, случилась редкая удача — мы все с тобою станем говорить.

— Так, мелочь, я сказал? — повернул крупную башку медведь к зайчатам и волчатам:

— Так, дяденька Михайло, так! — Вразнобой ответили зверюшки.

И завязались всяческие разговоры, Топтыгин много спрашивал, многое и сам рассказал, угомонились, уснули, не поймешь кто на ком, зайчишки и волчишки, а Настена, сорока и медведь все разговаривали, до тех пор, пока и она не уснула на средине фразы.

Осторожно подвинул её медведь к зверяткам, сам лег поперек берлоги, загородив своей тушей ползущий по земле мороз и задумчиво так сказал: