Максим Климкович - Русалочка: книга-игра

– Майя, Майя, – время от времени шептала фея, привыкая к звучанию имени крестницы и чуть грустя, что у Русалочки все впереди.

А Айя уже пожила на свете. Фее взгрустнулось. Она опустила прозрачные крылья, незаметно выбираясь из круга, и в одиночестве побрела по аллеям. Сквозь спутанные водоросли мелькнул огонек. Повинуясь внезапному желанию, Айя свернула с тропинки и оказалась в зарослях колючих розовых кустов.

В который раз удивлялась фея, как Нептун сумел собрать в саду дочери самое лучшее, что росло, цвело, жужжало и пело. И право же, стайка блестящих чешуей рыбешек смотрелась ничуть не хуже, чем стайка снегирей.

Эта часть парка казалась Айе смутно знакомой, словно бы раньше, может, во сне, она видела белую беседку, увитую плющом и виноградными лозами. Ручей нетерпеливо перепрыгивал через пестрые камешки. Айя закрыла лицо руками. Вспомнилась прежняя жизнь.

Феей Айя стала недавно, каких-то полторы сотни лет назад. А раньше была дочкой художника. Помнила время, когда они с отцом жили в мансарде под самой крышей. Отец порой ворчал, что соседние крыши заслоняют свет и мешают работать. Но Айя любила просыпаться, слушая, как совсем рядом воркуют голуби, а по жестяному настилу крыши грохочут деревянные башмаки соседнего мальчишки. Так, наверное, и прошла бы ее жизнь, спокойная, точно гладь на озере, если бы не привычка Айи подолгу смотреть на полосы солнечного света на соседней крыше. Иначе ей никак бы не удалось заметить солнечную девочку, появившуюся однажды перед закатом. Айя опасливо глянула вниз. Окно мансарды от края крыши отделяла полоса пустого пространства. Сверху люди и экипажи казались не больше муравьев. А солнечная девочка, свесив ноги с карниза, лукаво улыбалась и манила Айю. Айя встала на подоконник, протягивая руки к новой подруге, и сделала один короткий шаг. Ступня не удержалась на скользкой жести, но солнечная девочка крепко схватила Айю за руку и увлекла за собой. Айя почувствовала, как и сама становится легкой. Легче пуха, легче воздуха. Дети, кружась, поднимались к солнцу. Они не слышали, как истошно закричала молочница. Не видели, как вокруг тела разбившегося ребенка собралась толпа, как художник, упав на колени, со стоном прижимал к себе слипшиеся от крови волосы Айи.

А для Айи открылся новый чудеснейший мир. Правда, в первое время она все еще навещала отца. Художник, обхватив голову руками, сидел и часами смотрел на соседнюю крышу. Айя тормошила его – художник не замечал. А однажды увидела, что ее портрет, начатый отцом несколько месяцев назад, украшает черная ленточка крепа. И тогда Айя поняла, что умерла, разбилась упав с нагретой солнцем крыши. Но ее новое естество противилось самой мысли о смерти. Смерть представлялась чем-то вроде бесцветного мучного червя, грызущего желтые кости скелета.

Она рассердилась. Кричала на отца, дергала его за одежду. Грохнула вазу. Но художник лишь равнодушно взглянул на осколки. Айя смирилась, лишь поделилась печалью с солнечной девочкой. Рыжая веснушчатая подружка сразу присмирела. Взглянула серьезно:

– Да, люди и даже отец не смогут видеть тебя. Я тоже прошла через это.

– И что же теперь? – Айя чертила носком башмака на песке узоры.

– Как хочешь: если будешь учиться, то сможешь стать феей. Захочешь остаться со мной – и мы, как солнечные лучи, все увидим и поспеем.

– Значит, все феи?..

– Да-да, – кивнула солнечная подружка. – И феи, и цветы, и свет – все, что есть радостного в мире, было когда-то детьми на земле.

А теперь выбери себе занятие и имя. И помни: феи почти бессмертны, тебе придется быть феей долгие годы.

– Как хорошо! – воскликнула Айя.

Солнечная девочка погрустнела:

– Жаль, теперь мы редко будем видеться.

– Но я полюбила тебя! – возразила Айя. – Я вовсе не хочу с тобой расставаться.

Оказалось, что у фей, как и у людей, существует свой порядок. У каждой волшебницы есть дворец и мир, о котором фея заботится. То-то был бы разлад, если бы все, к примеру, стали феями цветов? У самого неказистого репейника толпились бы десятки и даже сотни хозяек.

Айе предстояло стать морской феей и поселиться в Голубом замке.

Айя подняла голову, сквозь толщу воды пытаясь отгадать, чем сейчас занята ее солнечная подружка. О своем выборе Айя никогда не жалела: подводный мир и морской народец пришлись фее по душе.

Но рассмотреть не удалось ничего, кроме темной громады океана. Еще где-то точками скользили светящиеся рыбы, а дальше, как ни напрягала глаза Айя, было царство ночи.

– А имя? Скажи свое имя? – спохватилась подруга при расставании.

– Феи всегда так похожи – я боюсь тебя не узнать или с кем-то спутать.

– Ммм... – задумалась фея. И решила оставить свое имя. – Ммм... Айя! – выпалила она, пока не успела передумать.

В голове кружились десятки имен, и при земной жизни она не раз думала о том, как было бы славно, если бы ее звали пышно: Анна-Мария-Ровена или хотя бы Гортензия.

– Что с тобой? – Айя едва успела подхватить пошатнувшуюся подружку. – Что ты?!

– Нет-нет! – жалобно попросила та. – Только не Майя! Всякий знает, что Майя – мираж, пена, морская быль, растаявшая туманом. Фея, назвавшаяся Майей, непременно погибнет. Обернется звездой – и погаснет!

Айя шагнула в беседку, улыбнувшись испугу подруги. Передразнила себя:

– Ммм... Айя! А в самом деле, похоже.

«Глупые страхи! Русалочка Майя – что может грозить принцессе? Пустое» – отмахнулась фея от тревожной мысли и вернулась в центр парка.

Среди танцев и шума морского народца страхи отступили. И Айя успокоилась. Но праздник подходил к концу. Не так азартно играли усталые музыканты. Одна за другой закрывали окна лавки со сладостями. Гости потянулись по домам.

Айя разыскала сестер в шатре предсказательницы. Феи искренне веселились, слушая, как молодая белозубая цыганка, прося позолотить ручку, обещала сестрам женихов и богатство, словно феи в этом нуждались.

Повинуясь внезапному порыву, Айя протянула цыганке повернутую ладонью вверх кисть:

– А мне что предскажешь?

Девушка с прибаутками взяла кисть в обе руки, но внезапно помрачнела и откинула руку Айи:

– Я не буду тебе гадать!

– Почему? – Айя спрятала руку за спину, еще чувствуя прикосновение цыганки. Потребовала: – говори, что ты увидела! Что может случиться?

Цыганка завернулась в цветастый платок, подобрав локоны. Лицо ее было так бледно, что Айя почувствовала дрожь.

– Говори же! – бросила она нетерпеливо.

Медленно, точно читая, цыганка проговорила:

– Все, что случится, уже случилось. Вина твоя – чужая судьба! А об остальном дознаешься после! – и заторопила: – Идите-идите, пора!

Феи, раздосадованные странностями предсказательницы, всю дорогу до Голубого замка гадали, что пророчила цыганка.