Тито Брас - Алладин в стране гигантов

Сзади послышались удивлённые возгласы, сменившиеся рассерженными криками. Бросив на бегу взгляд назад, Алладин увидел, что стражники пустились за ним в погоню.

Не обращая ни малейшего внимания на их крики и команды немедленно остановиться, Алладин продолжал нестись вперёд. Преследователи значительно уступали ему в скорости, но зато их товарищи быстро выстроились полукругом, преграждая юноше путь к реке.

Но цепочка стражников была неплотной: между стражниками имелось свободное пространство, через которое можно было проскочить. В одну из таких щелей и бросился Алладин.

Там находился всего один стражник. Он стоял спокойно, без суеты и лишних движений. Могучие мускулистые руки воина сжимали меч и длинный бич, которым он собирался опутать ноги беглеца. На лице стражника застыло выражение крайней свирепости и несгибаемого упорства. Алладин понял, что живым и невредимым из столкновения выйдет только один из них.

Не прерывая бега, юноша вытащил из ножен кинжал. Поравнявшись со стражником, юноша ловко уклонился от бича, выбил из рук стражника меч и резким взмахом кинжала отсёк ему голову.

Воин покачнулся, выпустил из рук бич, опустился на колени и принялся шарить руками в траве, причём отрубленная голова, грозно вращая глазами, громогласно координировала его действия. Юноша следил за происходящим, как завороженный.

Отыскав в траве свою голову, стражник привычно нахлобучил её на плечи, чуть подправил, устроил поудобнее, повращал из стороны в сторону...

Всё это заняло буквально несколько секунд, но за это время преследователи настигли юношу и окружили его плотным кольцом. Один из стражников, распалённый погоней, взмахнул короткой дубинкой и обрушил её на Алладина. Мир раскололся, завертелся перед глазами, как безумная карусель. Свет начал тускнеть, меркнуть. Затем чернота вспыхнула ярчайшей вспышкой, и юноша потерял сознание.

Последнее, что он услышал, были слова одного из стражников, самого татуированного:

– Осторожнее! Голову не испортите, а то Валоор очень осерчает!..

Каменные плиты под ногами были сырыми. Влажные подтёки на стенах принимали причудливые силуэты, напоминающие то диковинных животных, то сказочные замки.

Алладин взглянул наверх.

На потолке одна за другой появлялись, набухали и падали вниз тяжёлые капли воды. Кап-кап-кап... Капля неторопливо сменяла каплю с педантичностью и размеренностью метронома.

Окошко в темнице было совсем маленькое. Сквозь него пробивался лишь один лучик солнца – робкий и слабый. Он скользил по серым каменным стенам, по затейливым подтекам, по полустёртым надписям, оставленным прежними узниками, пробегал по каменным плитам пола. А потом солнце поднималось выше, и солнечный зайчик убегал, оставляя юношу в полном одиночестве, во мраке и забвении.

Тесная камера, гнилая солома подстилки, а в перспективе изощрённый допрос и, возможно, с пристрастием... Незавидное положение! Алладин горестно вздохнул и потёр здоровенную шишку на голове, полученную при пленении. И до того юношу расстроила его безрадостная будущность, что он чуть не расплакался от жалости к себе, от злости и от полной невозможности что-либо предпринять для своего спасения.

А ещё и муки голода! Алладину очень хотелось есть. Он тщательно обшарил все карманы, но ничего, кроме новых дыр, там не обнаружил. А перед глазами так явственно представали красные ягоды – сочные, спелые.

Юноша выглянул в окошко. Судя по положению солнца, он пребывает в этой темнице уже около пяти часов. Целая вечность, если учесть терзающий его голод и этот постоянный, размеренный, сводящий с ума стук капель.

Бряцание засова и скрип дверных петель прервали горестные размышления юноши. Дверь распахнулась настежь, и в проёме показался богатырского сложения стражник. В одной руке у него был факел, в другой – дубинка с металлическими шипами. Та легкость, с которой он держал свое увесистое оружие, внушала почтение.

Физиономия у стражника была совершенно зверская: маленькие, прижатые к голове уши, огромный, хищно изогнутый нос, крошечные глазки, холодно сверкавшие из-под кустистых бровей, тяжёлый, раздвоенный подбородок... И руки – мощные, мускулистые, со вздувшимися дорожками вен.

Татуировка на теле стражника поражала своей сложностью. Концентрические окружности чередовались с зигзагами, плавные линии переходили в орнамент – при движении всё это изменялось, переливалось одно в другое, жило.

– Собирайся, урод! – прорычал стражник.

Сердце у Алладина затрепетало, как пойманная птичка, куда-то рванулось и ушло в пятки. На душе стало гулко и пусто, как в запертом подвале.

– Что, уже казнь? – шёпотом спросил юноша.

– А тебе не терпится? – прищурился стражник.

– Что ты, как раз наоборот, – заверил его Алладин. – Я готов ждать хоть всю жизнь.

– Всему своё время, – пробурчал тюремщик. – Сначала разговоры, а потом и всё остальное. Хотя я не пойму, зачем с таким, как ты, разводить тары-бары?.. Будь моя воля, я не стал бы возиться со всякими там расследованиями, судами да приговорами. Сразу бы отправил в Чан, а там уж по Конвейеру – и в Инкубатор!

Алладин открыл было рот, чтобы спросить, что означают все эти слова, но, взглянув на выражение лица стражника, почувствовал, что вопросы в данной ситуации не только неуместны, но и опасны.

– И надень вот это, – рявкнул стражник, бросая юноше ожерелье из костяных пластин. – Смотреть на твою голую шею противно.

Они вышли из камеры и пошли по коридору, постепенно спускаясь все ниже и ниже. Поворот направо, ступеньки вниз, поворот налево, пролёт вниз...

Факел стражника едва разгонял темноту. Бесконечный коридор со множеством боковых ответвлений походил на настоящий лабиринт. Похоже, под землёй существовал ещё один город. И этот подземный город был настоящей столицей страны.

В начале пути Алладин попытался поговорить со своим конвоиром, но тот не был склонен к общению – на вопросы пленника отвечал либо грубостью, либо презрительным молчанием. Поэтому юноша оставил свои попытки завязать разговор. Однако он отметил, что грубость стражника была, скорее, проявлением его врождённой свирепости и воинственности, чем ненависти к пленнику. Но, конечно, больше всего юношу интересовали странные, непостижимые отношения между головами и туловищами. Несколько раз он пытался прояснить этот вопрос, но вместо ответа получил лишь тычки дубинкой да сердитые окрики.

Они продолжали свой путь по подземному лабиринту в молчании. Коридоры теперь были освещены слабым зеленоватым мерцанием лишайника, густо растущего на потолке, а местами спускающегося по стенам почти до пола.