Максим Климкович - Алладин: книга-игра

– Так вот, джин, – Алладин потер указательным пальцем переносицу, – ответь мне на такой вопрос.

– Да, мой господин, – с готовностью подался вперед джин.

– Представь, что перед тобой джин, способный выполнить любое желание, что бы ты заказал?

Джин опешил.

– Мой господин, никто у меня, сколько я существую, никогда не спрашивал подобной вещи, никого не интересовали мои желания.

– Раньше никто не спрашивал, а сейчас я у тебя спрашиваю.

Лоб джина сморщился.

– Я даже не хочу об этом говорить, потому что не верю, что когда-нибудь мое желание будет выполнено.

– Ну все же, джин, – ласковым голосом, заглядывая прямо в глаза, осведомился Алладин.

– Нет-нет, и не спрашивай, – засмущался джин, голубоватое лицо покрылось испариной, а на щеках выступил румянец смущения. – Ты будешь смеяться надо мной.

– Да говори же ты, не тяни, что ты хочешь?

– Понимаешь, Алладин, я могу все или почти все, но у меня нет одной вещи, маленькой и огромной одновременно. Она, вроде, ничего из себя не представляет, но имеет такую ценность, что ее даже ни с чем невозможно сравнить.

– Даже с сокровищами Али-Бабы? – изумленно воскликнул Алладин.

– Ты же был в сокровищнице Али-Бабы, почему же ты не остался там?

– Свобода для меня дороже всех сокровищ на земле, – сказал немного грустно Алладин.

– Вот видишь, для тебя свобода дороже всего на свете и для меня, всемогущего джина, нет ничего дороже свободы. Если бы ты знал, мой господин, как я ненавижу эту медную лампу, как мне надоело жить в ней!

Алладин посмотрел на позеленевшую лампу.

– Да, в самом деле, в ней тесно.

– Тесно, – воскликнул джин, – это не то слово, даже ты, такой маленький, говоришь, что в ней мало места. А представь, каково мне? Представь, что значит десять тысяч лет или сто тысяч лет не слышать человеческого голоса, не видеть звезд, травы, воды, не слышать пения птиц, не видеть красивых девушек? – джин улыбнулся.

– Да, представляю, – Алладин одним глазом заглянул в лампу. – Там темно и наверное, холодно.

– Холодно? Да что ты знаешь о холоде, человек? Там не холодно, там что-то другое, там я превращаюсь в кусок льда, я не могу пошевелиться, я весь скован, мне там плохо! – и на глазах джина появились слезы.

Каждая слеза была такой величины, что в ней можно было утонуть. Когда слезы упали на песок, образовалось два маленьких озерца.

– Я желаю быть хозяином самого себя, идти туда, куда мне хочется, делать то, что пожелаю или не делать. В общем, жить так, как живешь ты.

– Но я тоже, джин, не совсем свободен.

– Не совсем? – воскликнул джин. – Ты свободен, как птица, ты можешь двигаться на север или на юг, можешь лежать здесь, под пальмой, а можешь подняться и идти в город. Ты можешь попросить меня перенести тебя в любую точку земли, я могу забросить тебя на самую далекую звезду и вернуть назад. Но только учти, это будет уже два желания: одно туда и одно обратно.

Алладин улыбнулся.

– Ты хитер, джин, но разве ты видел когда-нибудь монету с одной стороной?

Джин задумался.

– Я видел столько монет, сколько не видел никто из смертных, но никогда не видел монету с одной стороной, и даже мне не под силу изготовить такую.

– Вот так и желание туда и назад. Это как одна монета.

Джин потер голову и наморщил лоб.

– Ты хитер, как шайтан, ты все время обманываешь, Алладин, и хочешь заставить даром выполнять желания. А разве ты видел когда-нибудь, Алладин, кошелек, из которого достаешь монеты, а в нем не убывает?

На этот раз Алладин наморщил лоб и почесал затылок.

– Но я думаю, джин, если тебя попросить, ты смог бы изготовить дюжину таких кошельков за одно мое желание.

– Нет, лучше я буду молчать, и перестану хвалиться, – джин плотно сжал губы.

– Так значит, для тебя, джин, самое главное – свобода?

– О, да, – утробным голосом ответил джин, не открывая рта.

– Но ведь ты, джин, всемогущ и почему сам не можешь даровать себе свободу?

– Дело в том, Алладин, что я могу выполнять только чужие желания.

– Из этого следует... – Алладин задумался, но джин не дал ему договорить.

– Есть только один путь, Алладин, – джин зашептал на ухо юноше, – если хозяин лампы отпустит меня на волю, то есть потрет лампу и скажет: «Я хочу, джин, чтобы ты был свободен», тогда я обрету свободу. Но это, Алладин, будет одним из желаний моего хозяина. И я, поверь, не встречал ни одного свободного джина и не видел ни одного хозяина, согласившегося бы подарить одно свое желание джину.

– Да, джин, человек должен быть очень щедрым.

– Вот и я говорю, очень щедрым, вот таким, как... – джин осекся и потупил взор.

– Послушай, джин, – вполне серьезно предложил Алладин, – если ты выполнишь два моих желания, то я подарю тебе третье, – и Алладин протянул свою руку джину.

– Нет-нет, я не могу принять такой жертвы.

– Но согласись, так будет справедливо. Ты же выполнил одно мое желание, хотя я его и не произнес вслух.

Джин кивнул головой, понимая, куда клонит Алладин.

– Так давай же договоримся, ты выполняешь два моих желания, а третье будет твоим.

Джин не верил своим ушам. Он конечно же не верил, что Алладин, когда у него останется последнее желание, сдержит слово, но само предложение не могло оставить джина равнодушным, такого хозяина ему никогда не приходилось видеть. Прежние постоянно держали его в лампе и вызывали только для исполнения желаний. А этот юноша позволял ему разгуливать на свободе. И джин был уверен, что попроси он у Алладина отпустить его на недельку, Алладин с легким сердцем бы согласился.

– Знаешь, Алладин, такого хозяина у меня еще никогда не было, – каким-то дрожащим голосом произнес расчувствовавшийся джин.

Алладин потрепал джина по плечу так, словно тот был его старинным приятелем, так, словно они вместе много раз воровали на багдадском базаре орехи.

– Тогда, Алладин, если пошла такая игра, то поверь, я кровно заинтересован в том, чтобы ты как можно скорее придумал два своих желания.

Алладин наморщил лоб. Придумать два желания самому для Алладина было невероятно тяжело. Совсем другое дело – придумать тысячу желаний.

И Алладин принялся чесать затылок и наверное, протер бы в своей голове дырку, если бы джин не стал носиться вокруг него.

– Я помогу тебе, мой господин, советом, добрым словом, я приложу все свои старания, чтобы учесть мельчайшие детали при выполнении твоих желаний. Я сделаю их, – джин так расчувствовался, что приложил руки к груди, – я выполню их так, как будто стараюсь для себя лично.

Но Алладин никак не мог решиться произнести заветные слова.

– Понимаешь, джин, – наконец-то Алладин решился, – есть одна девушка...

Джин обхватил голову руками и грохнулся на песок и попытался зарыться поглубже, чтобы не слышать продолжение речи Алладина. Но тут же он вынырнул, подняв фонтан пыли.