Джанни Родари - Гондола-призрак

А мы поспешим узнать, как поживают два других персонажа нашей повести, долгое время остававшиеся в небрежении.

— Панталоне и Коломбина! — воскликнет здесь памятливый читатель.

Они самые — жадный хозяин и сметливая служанка.

Панталоне проводил дни в стенаниях о своей злой судьбине:

— Я потратил кучу денег, чтобы дать убежать сыну халифа. И он убежал — да так проворно, что я и след его потерял. А с ним — и возможность получить причитающееся вознаграждение, доставив его к отцу! Мой племянник Линдоро меня бросил. Моя служанка Коломбина знать ничего не знает, ведать ничего не ведает. Тюремщик, которого я подкупил, тянет из меня деньги, угрожая донести в Совет Десяти. Все несчастья слетелись к этому дому, словно их магнитом к крыше притянуло. Как жить?!

Коломбина была лучше осведомлена, что случилось, но чтобы уберечь Линдоро от дядюшкиного гнева, сидела тихо, как наседка на яйцах. И только пыталась утешить своего хозяина.

— Синьор Панталоне, — говорила она. — Вы уже столько дней крошки во рту не держали. Не угодно ли, я зажарю цыпленка в остром соусе? Уж такой он острый, чертям в аду жарко станет!

— Мне угодно, чтоб ты сама провалилась к чертям со своим соусом! — в ярости отвечал Панталоне.

— Полегче, полегче. Не хотите цыпленка, давайте я настрогаю печень да зажарю ее по-венециански [32] «Печень по-венециански», то есть нарезанная длинными узкими полосками телячья печень в сливочном соусе, до сих пор остается одним из самых узнаваемых блюд венецианской кухни во всем мире. ?

— Чтоб тебе печень настрогали да зажарили! Не нужны мне твои разносолы! Мне нужны мои деньги! Мне нужен сын халифа! Нужен Линдоро! Нужен Арлекин!

— Слишком вы многого хотите за раз, — рассудительно отвечала Коломбина.

Как-то вечером Панталоне вышел прогуляться вдоль канала, на котором стоял его дом. Погруженный в свои мысли, он не обращал внимания ни на холод, ни на сырость. Это было удобно — хотя, конечно, и грозило скорой простудой.

Взойдя на очередной мост, он оперся на перила и испустил тяжелый вздох. Вода под ним своей чернотой навевала мысли о похоронах. И исходивший от нее запах кладбищенских цветов только усиливал впечатление.

Но вдруг Панталоне вздрогнул, будто за шиворот ему бросили сороконожку.

— Там… Там… — забормотал он, указывая пальцем вниз (видимо, себе самому, потому что вокруг больше не было ни души) на гондолу, которая быстро скользила по воде, приближаясь к мостику. У гондолы не было весла, да она в нем и не нуждалась, потому что и на борту никого не было.

— Гондола-призрак! — прошептал Панталоне.

ервое, что пришло ему в голову, — сын халифа все еще, много дней спустя, продолжает кружить по венецианским каналам, держась за борт гондолы, чтобы оставаться незамеченным и не терять силы. В надежде заполучить свои драгоценные цехины он немедленно сошел с моста и подошел к краю канала, поджидая, когда гондола с ним поравняется.

И действительно, за кормой суденышка показалась голова. Потом — еще одна. За стенку канала ухватились четыре руки.

— Помогите! — закричал Панталоне, отступая от края.

Но было поздно.

Когда Коломбина высунулась из окошка, она схватилась за голову от ужаса. И было от чего: перед ее глазами в канале барахтались три человека. Двоих из них она признала сразу: это был ее достопочтенный хозяин Панталоне дей Бизоньози и Арлекин, старавшиеся поочередно утопить друг дружку Третий был неизвестен Коломбине, но внимательный читатель, конечно, нимало не затруднится назвать имя худющего молодого человека, который одной рукой вцепился в Панталоне, а другой — продолжал спокойно подносить ко рту огромную булку.

— Хлебожуй! — воскликнет читатель, вскакивая с кресла.

Ну конечно, это он, наш старый знакомец — юнга со «Святого Марка». И, надо сказать, несмотря на юные лета, захват у него был нешуточный. Панталоне вопил и плевался водой как фонтанчик.

— Паршивец, отпусти мне руку! Бульк…

(Панталоне сделал здоровенный глоток).

— Помогите! Бульк… Бульк… — (еще один глоток). — Убивают!

Коломбина приметила, что ее хозяин с каждым разом кричал все слабее, а глотал все больше, и немедленно принялась кричать сама:

— На помощь! Моего хозяина убивают! Панталоне тонет!

Ни одно окошко не открылось. Есть такие дома, в которых предпочитают делать вид, что ничего не слышат.

— Не беспокойтесь, синьорина, — прокричал Хлебожуй, управившись с последним куском булки. — Никто вашему хозяину ничего дурного не сделает. Наоборот, мы ему добра желаем. Прочтите-ка этот листок и следуйте его указаниям, как рецепту врача.

С этими словами он зашвырнул в окно небольшой сверток. В нем находился камень, обернутый в бумажку. Развернув ее, служанка прочитала: «По распоряжению Али Бадалука синьор Панталоне дей Бизоньози удерживается в качестве заложника. Он будет незамедлительно освобожден и отпущен домой после того, как Венецианская республика освободит сына халифа багдадского. Передайте это в Совет Десяти. Мы сами свяжемся с вами для ответа».

Прочитав это послание, Коломбина снова высунулась в окно, но глядеть там было больше особо не на что. Панталоне лишился чувств (но все равно продолжал держать над водой кошель, чтобы не подмочить свои цехины), а Арлекин и Хлебожуй затаскивали его в гондолу. Покончив с этим, Хлебожуй немедленно отправил в рот очередной кус, а Арлекин поспешно схватился за весло, и гондола быстро удалилась.

На следующий день наши герои снова соединились на борту «Святого Марка». Надо сказать, что слово «соединились» в данном случае — не фигура речи: Али Бадалук незамедлительно сковал их вместе за запястья и щиколотки и, в ожидании ответа Яснейшей республики, запер в каюте Тартальи.

Легко представить себе восторг Панталоне, оказавшегося лицом к лицу со своим дорогим племянником.

— Неблагодарный! — воскликнул старый скряга с неподдельной обидой в голосе. — Что, хорошо тебе здесь, как сельди в бочке? Будешь знать, как из дому убегать! Подумать только! А ведь я относился к тебе, как к родному сыну!

— В смысле — лупил, как родного сына? — съязвил Линдоро.

— Мало, мало я тебя лупил. Но ничего, сейчас ты у меня получишь такой удар, от которого у тебя дыхание перехватит. Я тебя наследства лишу. Эй, дайте-ка мне перо, бумагу и сургуч. Я хочу завещание составить.