Майя Лунде - Снежная сестрёнка

— Ты куда? — спросила она.

— Мне нужно кое-что сделать.

— А что?

— Не скажу. Завтра же сочельник, а Рождество — время сюрпризов.

— Сочельник, — пробормотала Августа и окончательно проснулась.

— Да, сочельник, — сказал я и улыбнулся.

Потом я наклонился к ней, крепко обнял и пошёл к двери.

— И Рождество будет? — крикнула она мне вслед.

Я кивнул.

— Обещаю!

Да, Рождество непременно будет. Ради Августы.

И я знал, что делать.

Всю дорогу до типографии Хенрика я бежал и совсем запыхался. Дверь была открыта. Наверное, Хенрик работал даже в малый сочельник. И точно. Я нашёл его склонившимся над станком, с пачкой чистых листов в руке. Он выглядел грустным, во всех его жестах сквозило отчаяние. Он не заметил, как я вошёл, и обнаружил меня, только когда смолк шум станка.

Хенрик просиял.

— Юлиан! — воскликнул он, и листы выскользнули у него из рук. — Ты пришёл! Спасибо, спасибо!

Он сделал шаг, протягивая ко мне руки.

— Я очень хотел поговорить с тобой, но не знал, где ты живёшь. Я сожалею о случившемся, я не хотел напугать тебя. Просто я сам испугался, когда нашёл тебя в доме. Потому и рассердился. С тобой могло что-нибудь случиться. Дом разваливается, полы совсем прогнили, того и гляди провалятся… и потом я расстроился. Я всегда расстраиваюсь, когда думаю о сестре.

Я тоже шагнул ему навстречу и взял его за руки. — Можете рассказать мне о ней? — попросил я. — О Хедвиг?.. Да, Юлиан… Конечно!

Мы снова сели за столик в углу, и Хенрик снова налил нам морса. Но сегодня я не так быстро пил, как в прошлый раз. Единственное, чего я хотел, это услышать его рассказ. Я старался сидеть тихо, ловил каждое слово.

— Сегодня исполняется ровно пятьдесят лет, — начал он. — Как раз сегодня. Мы с Хедвиг купили ёлку и привезли на санках домой, на виллу «Веточка». Вечером мы вместе с родителями собирались нарядить её. Нам осталось только нарядить ёлку, комнаты мы уже украсили. Ты даже представить себе не можешь, как красиво у нас было.

— Думаю, что могу, — сказал я.

Хенрик замолчал и вопросительно посмотрел на меня, но потом стал рассказывать дальше.

— Нас, детей, отпустили погулять, а родители отправились делать последние покупки к Рождеству. В те времена мы частенько катались на коньках на фьорде. Там обычно собиралось много детворы. Мы соревновались — кто отъедет дальше всех от берега, тот самый смелый.

Хенрик снова замолчал. На меня он больше не смотрел, казалось, он целиком погрузился в воспоминания.

— Хедвиг была в своём красном пальтишке. Она очень хорошо каталась на коньках. Правда, очень хорошо. Могла без устали крутить пируэты. Как волчок.

— И я про волчок подумал! — воскликнул я.

— Что ты имеешь в виду?

— Нет-нет. Ничего. Продолжайте!

Хенрик долго смотрел на меня, потом снова заговорил, медленно, словно подбирая слова.

— Не думаю, что Хедвиг собиралась кататься далеко от берега. Она была не из тех, кто любит всякие геройства. Она, наверное, просто забылась. Она ведь обожала коньки.

У меня перехватило дыхание.

— А я отвлёкся, — сказал Хенрик, голос его стал совсем тихим. — Болтал с одноклассником. И вдруг я увидел, как далеко от берега она катается. Над фьордом стоял туман, я едва мог различить её фигурку. Помню, я позвал её: «Хедвиг!» — но она не ответила. Может, коньки громко визжали по льду, и она не услышала. Я крикнул ещё раз, но она всё удалялась. А потом…

Хенрик уставился на стакан с морсом, но не пил. По его щеке покатилась слеза.

— А потом я услышал, как она вскрикнула.

— Хедвиг?

— Громко и отрывисто. Там была полынья. Хедвиг, наверное, её не заметила и провалилась под лёд.

— Но ведь она не умела плавать!

Хенрик пристально взглянул на меня.

— А ты откуда знаешь?

— Я не знал, — поторопился сказать я. — Просто догадался.

— Я кинулся к ней. Я видел, как она барахтается в воде. Хедвиг не издавала ни звука. Знаешь, так всегда бывает, когда люди тонут. Я видел только её руки и мчался к ней на коньках изо всех сил.

— А потом? — прошептал я.

— Она пропала из виду, скрылась подо льдом. Мы долго искали, а когда нашли, было уже поздно.

Хенрик резко поднялся, будто не мог больше усидеть на месте, и пошёл в заднюю комнату. Я услышал, как он выдвигает ящик и что-то достаёт оттуда. Потом он вернулся.

— Это её коньки, — проговорил он. — Когда мы наконец вытащили её, они по-прежнему были у неё на ногах. Я не смог с ними расстаться.

Коньки Хедвиг… Вот что он держал в руках, когда я пришёл сюда в первый раз!

Хенрик крутил коньки в руках, будто не знал, что с ними теперь делать. Потом положил их на стол. Я потянулся и осторожно провёл пальцем по холодному лезвию конька.

— Я и с домом не смог расстаться, — продолжил Хенрик. — Вот он и стоит пустой, разваливается.

— Но почему бы вам туда не переехать? — спросил я.

Хенрик кашлянул и отвёл глаза.

— Я чувствую, что она всё ещё там. Бродит по комнатам и никак не разберётся, что же случилось. И не хочет умирать. Думаю, так оно и есть. Ведь если кто и любил жизнь по-настоящему, так это моя сестра.

— Да, так, пожалуй, и есть.

Моё сердце учащённо забилось. Да, никто не любил жизнь, как Хедвиг.

— Иногда мне кажется, я вижу её, понимаешь? Её тень, рыжие волосы мелькнут и исчезнут за углом.

Хенрик снова поднял на меня глаза.

— Понимаю, это звучит глупо. Будто я верю в привидений.

— Нет, глупым мне это совсем не кажется.

Он улыбнулся. В его глазах блеснул огонёк, и я понял, на кого так похож Хенрик. Хотя он был немолод и прошло уже пятьдесят лет, глаза у него были точь-в-точь как у Хедвиг.

— Спасибо, Юлиан! — сказал он. — Ты славный парнишка. Надеюсь, твои друзья это ценят.

— Не знаю… у меня не всегда получается быть хорошим другом. На самом деле… в последнее время я не особо хорошо обходился со своими друзьями.

Хенрик смотрел на меня так, будто видел насквозь и понимал намного больше, чем говорил.

— Если ты сделал то, о чём сожалеешь, ты можешь это исправить, — сказал он. — Настоящий друг всегда простит тебя.

Я кивнул. Так оно и есть. Я должен всё исправить. И сделать это нужно сегодня, как и позаботиться о том, чтобы к Августе пришло Рождество.

— Вы не могли бы одолжить мне коньки? Только на один вечер.

Хенрик посмотрел на коньки, коснулся белой кожи ботинка.