Кэтрин Эпплгейт - Дерево желаний

– Уборка – это еще ладно, – продолжала Франческа. – Но чего люди только не желают! Сплошное безумие! В прошлом году кто-то написал: «Хочу спагетти из шоколада». Несмы ваемым маркером. На трусах. И забросил повыше.

– Спагетти из шоколада, – повторила Сэнди. – Я бы тоже не отказалась!

– Безумие, говорю я вам! – Франческа уставилась на меня. – Это всего лишь дерево. Просто дерево.

«Просто дерево» – это не совсем справедливо. Но Франческа казалась уставшей и рассерженной, так что я не стала принимать это близко к сердцу.

Сэнди закрыла блокнот:

– Люди верят в то, во что хотят верить… Про деревья. – Она взглянула на вырезанное на мне слово. – И про других людей.

– И что будет теперь? – спросила Франческа.

– Не знаю, – ответила Сэнди. – Дерево принадлежит вам, а не новой семье, а вы живете здесь уже сто лет.

Франческа печально улыбнулась:

– Может, они надеются, что это я наконец уберусь отсюда.

Какое-то время женщины наблюдали за Максом, который оцеплял мой ствол желтой сигнальной лентой на металлических колышках.

– Это вряд ли, Франческа, – наконец ответила Сэнди.

Макс подошел к ним. Он погладил котят, которые громко заурчали.

– Завести дело будет непросто, – вздохнул он. – У этого дерева своя история. На носу первое мая, когда люди оставляют здесь… пожелания или как их там… Трудно с уверенностью сказать, что этот инцидент не часть всей этой… традиции… – Он пожал плечами. – И это еще если мы найдем виновника.

– Желания пишут на тряпках или бумажках, а не вырезают на дереве, – возразила Франческа. – Поэтому в давние времена в Ирландии эти деревья называли оборванцами. В наше время люди просто привязывают кусок материи к ветке и записывают на нем свои идиотские прихоти. – Она пожала плечами. – Так или иначе, «УБИРАЙТЕСЬ!» – это не желание. Это угроза. – И женщина кивнула в сторону заросших тропинок, ведущих к обоим домам: – Я вам вот что скажу. Дерево желаний или нет, этот дуб портит садовые дорожки. Да и водопровод выводит из строя. Его корням нет ни конца ни края. – Она покачала головой, а Льюис и Кларк попробовали вырваться у нее из рук. – Может, и вправду пора его срубить. Не придется больше собирать листья. Наводить порядок после Дня желаний. Видеть эту… жестокость.

Льюис вырвался на свободу и ринулся к моему стволу. В последнюю секунду Сэнди перехватила его.

– Знаете, – сказала Франческа, принимая котенка из рук Сэнди, – много лет назад мой отец чуть было не срубил это дерево. Но мама и слышать об этом не желала. Семейные предания или что-то в этом роде. Мягкосердечная чепуха. – Она вздохнула. – Значит, придется мне.

– Через пару дней мы закончим наше расследование и оставим вас в покое, – сказал Макс. – Тогда делайте с деревом что хотите.

– А пока держите нас в курсе, если еще что-нибудь заметите, – посоветовала Сэнди.

Франческа зашагала по газону, крепко прижимая к себе котят. «„УБИРАЙТЕСЬ!“ – пробормотала она. – Подумать только! В каком мире мы живем!»

Если ты – дерево, то слова «пора его срубить» не могут тебя не заинтересовать.

Франческа намекала на это и раньше, но всегда в шутку, после того, как потратит полдня на то, чтобы сгрести мои опавшие осенние листья в хрустящие кучки. Или после особенно беспорядочного Дня желаний. Или после того, как наступит босыми ногами на мои желуди.

За садовые дорожки мне стыдно. Тут ничего не поделаешь. Чтобы выжить, мне нужна обширная корневая система. А корни бывают на удивление сильными.

– Слыхал? – проговорила Бонго, провожая взглядом заходящую в дом Франческу. – На этот раз она, кажется, не шутит.

– Такое я слыхал и раньше, – отмахнулся я.

– К сожалению, новички тоже ее услышали, – заметила Бонго.

Каждый новый приплод Бонго называет новичками. Она притворяется, что ее раздражают их выходки, но меня не проведешь.

– Вот, полюбуйся! – заявила она.

И действительно, из норки скунсов под крыльцом до меня доносился вой малышей.

Один их них рыдал:

– Мама, но мы же любим Красного!

– Тсс! – строго отвечала его мама, которую звали Свежая Булка. – Сейчас день. Тебе спать надо. Ты – зверь сумеречный.

Сумеречные животные, такие как мотыльки, летучие мыши и олени, активны перед закатом и на рассвете.

– С Красным ничего плохого не случится? – узнал я голосок его брата, Лепестка Розы.

Скунсы присваивают себе имена приятных запахов. Может, потому, что стесняются своей репутации, а может, они просто любят так пошутить.

– Конечно же нет, – ответила его мать. – Красный неуязвим.

Бонго посмотрела на меня:

– Видишь?

– Ну вот! К вечеру об этом узнают все. Опоссумы, еноты, совята. Маленький Гарольд опять распереживается.

Гарольд – самый молодой птенец сипухи, и он всего опасается.

Имена у сипух самые заурядные.

– Я с ними поговорю, – предложила Бонго, – успокою их. Скажу, что беспокоиться не о чем.

– Все будет в порядке, – заверил ее я. – Я многое повидал на своем веку. То, из-за чего я больше всего волновался, так никогда и не сбывалось. Я целую книгу об этом мог бы написать. – Я на секунду замолчал. – Если уж на то пошло, я мог бы стать книгой. – Я замолчал снова. – Поняла, да? Бумагу делают из деревьев!

Бонго засмеялась своим скрипучим вороньим смехом. Она даже не отчитала меня за очередную неудачную шутку.

Вот тут-то я и забеспокоился.

Хотя меня и озаботило то, как малыши восприняли слова Франчески, еще больше я опасался за Самар. Что будет, когда она придет из школы и увидит вырезанное на мне слово? Решит ли она, подобно Франческе и полицейским, что оно адресовано ей и ее семье?

Самар вернулась домой одна. Хотя у нее за спиной висел рюкзак, она прижимала свои учебники к груди, будто защищаясь от мира. На несколько метров впереди ее шагал Стивен.

На тротуаре топталась журналистка из местной газеты, поджидая прохожих и задавая им вопросы. В наших краях слухи распространяются быстро. Особенно если в них фигурирует желтая полицейская лента.

«Вы видели, как это произошло? – спрашивала журналистка. – Вы когда-нибудь загадывали желания на этом дереве? Что, по-вашему, означает „УБИРАЙТЕСЬ!“?»

Она обратилась к Стивену. Не знает ли он, кто мог вырезать такое слово на всеми любимом дереве желаний?

Стивен уставился на журналистку. Затем он взглянул на Самар и послал ей печальную улыбку. Не отвечая на вопрос, он начал подниматься по ступенькам крыльца.

Самар посмотрела на Стивена, потом на журналистку, а затем на меня. Она подбежала поближе, увидела слово и ахнула. Девочка попыталась дотронуться до меня, но нас разделяла сигнальная лента.

– Ты здесь живешь? – спросила журналистка. – Тебе есть что сказать об этом инциденте?