Кэтрин Эпплгейт - Креншоу

Наконец папа запихнул деньги себе в карман джинсов.

– Кажется, за обед плачу я, – сказал он тихо.

На следующее утро мы подбросили маму в ресторан, где она подрабатывала официанткой. Перед тем как выйти из машины, она посмотрела на папу и сказала:

– Нам надо подать заявление о получении социальной помощи, Том.

– Пока они там разберутся со всеми бумагами, мы уже сами встанем на ноги, – ответил папа.

– И все-таки.

– К тому же мы, возможно, зарабатываем слишком много денег, чтобы нам помогали как малообеспеченным.

– И все-таки.

Несколько секунд, казавшихся очень долгими, родители смотрели друг на друга. Наконец папа кивнул.

Мы отправились в одно из отделений социальной службы, чтобы разузнать о помощи. Папа заполнял множество бумаг, пока мы с Робин сидели на жестких оранжевых стульях. Потом мы зашли в три строительных магазина, где папа подавал заявления, чтобы его взяли на работу. Он все ворчал о том, что нам приходится тратить бензин. Чтобы развеселить папу, я предложил заправлять машину водой. Тогда он немного посмеялся.

– Непростая это работа, когда мало работы, – пожаловался папа маме, когда она после смены вернулась к нам в машину. Он глубоко вдохнул и с силой выдохнул, будто перед ним стоял именинный торт, весь утыканный свечками.

– Пап, я… это… есть хочу, – сказал я.

– Я тоже, парень, – признался он. – Я тоже.

– Чуть не забыла! – воскликнула мама и принялась копаться в своей сумке. – Я прихватила с собой несколько булочек, которые шеф-повар собирался выбросить. – И она вытащила белый бумажный пакет. – Правда, они уже немного зачерствели. И они из ржаной муки.

– Замечательно, – сказал папа, глядя в окно. А потом хлопнул в ладоши: – Так. А давайте-ка устроим концерт на дороге. А то я не могу больше сидеть без дела.

Мама коснулась его плеча.

– Том, ты уверен? – спросила она. – Завтра я получу зарплату. Можно поехать к пункту выдачи продуктов. Или в приют.

– Нет уж. Я это все уже проходил. – Папа улыбнулся, но мне его улыбка показалась фальшивой. – Уж лучше я устрою небольшой концерт, чем простою у какой-то конторы в бесконечной очереди за еще одной подачкой.

Мы заехали за аптеку. Папа нашел в мусорном контейнере симпатичную чистую коробку.

– Собираешься сделать табличку с просьбой о подаянии? – спросил я. Папа то и дело заводил с мамой этот разговор с тех пор, как мамины деньги украли.

– Учитывая, что я собираюсь напеть нам на ужин, – сказал он, разрывая коробку на куски, – предпочитаю называть это просьбой о наградных.

– Что такое «наградные»? – спросил я.

– Это как чаевые. Деньги, которые даешь кому-нибудь вроде официанта, – пояснила мама. – В молодости мы с папой часто устраивали уличные выступления, пока у нас не начались официальные концерты. Так делают многие музыканты.

– Я овладел этой наукой в совершенстве, – сказал папа. – В первую очередь нужна картонная табличка. Потом – оживленный перекресток. Лучше всего выбрать место рядом со светофором, который подолгу горит одним цветом.

– Может, есть смысл взять с собой Арету, – предложила мама.

– Люди любят собак, – сказал я папе. – Думаю, с ней тебе удастся заработать куда больше денег.

– Могу я одолжить у тебя маркер, Джексон? – спросил папа.

Я передал ему свой синий маркер.

– А тот парень на углу, у супермаркета, – напомнил я папе. – У него есть щенок.

Папа изучающе смотрел на картонный прямоугольник:

– Никакого щенячьего реквизита.

– Напиши хотя бы «храни вас Бог», – посоветовала мама. – Все так пишут.

– Нет уж. Реальность такова, что у меня нет совершенно никаких сведений о Божьих планах.

Мама вздохнула.

Папа нацарапал что-то на картоне, словно куда-то торопился. Потом показал нам табличку и спросил, что мы думаем.

Я ответил не сразу. Во втором классе у моего папы была двойка по чистописанию – предмету, который учит выводить буквы красиво и правильно. С годами папины навыки не улучшились.

– Что тут написано? – спросил я.

– «БЛАГОДАРСТВУЮ».

– Очень похоже на «БЛАГОДУРСТВУЮ».

Папа пожал плечами:

– Тем лучше.

Мы подъехали к оживленному перекрестку и припарковались около «Старбакса». День был холодный и дождливый.

– Ты не передумал? – спросила мама. – Давай я пойду с тобой.

– Это будет не первый мой уличный концерт, – ответил папа. – Тебе со мной нельзя. Кто-то должен остаться с детьми.

Мы сидели в мини-вэне и ждали, глядя, как папа пересекает улицу с табличкой и гитарой, но без Ареты.

Папа встал на разделительной полосе рядом со знаком поворота налево. Табличку с надписью «БЛАГОДАРСТВУЮ» он прислонил к открытому гитарному футляру.

Как он поет, мы не слышали – движение было слишком активным.

– Ему надо бы войти с аудиторией в зрительный контакт, – сказала мама.

На светофоре загорелся красный свет, и рядом с папой выстроилась очередь из машин. Кто-то бибикнул, и папа стал искать просигналившего взглядом. Водитель такси передал ему немного денег.

Когда на светофоре в следующий раз загорелся красный, водитель пикапа протянул папе пригоршню монет. Когда загорался зеленый, люди в основном просто проезжали мимо, глядя прямо перед собой на дорогу. Но некоторые улыбались или кивали.

Красный. Зеленый. Красный. Зеленый. Прошел час. Потом папа, весь пропахший выхлопными газами, вернулся к нам в мини-вэн. Он высыпал маме в ладони несколько скомканных купюр и монет:

– Жалкие семь баксов и мелочь.

– Да, дела идут не очень бойко, – сказала мама. – Люди не любят опускать окна, когда идет дождь. – Она посмотрела на мокрые доллары. – Мы можем повторить попытку у магазина. Может, место неудачное.

Папа покачал головой:

– Может, затея неудачная.

– Дождь нам нужен, – сказал я. – Он спасет нас от засухи и всего такого.

– Верно, – одобрил папа. – Давайте видеть плюсы, как Джексон.

Вскоре дождь ослабел до измороси. Мы поехали в парк, чтобы мама и Робин подышали свежим воздухом. Мама сказала, что Робин уже с ума сходит от постоянного сидения взаперти.

Мама спросила:

– А ты, Джексон, не хочешь пойти с нами? – Она расстегнула ремни детского кресла.