Елена Блонди - Лейла, Кайла, Кейла и Келайла [СИ]

Принц, чье имя они учили ночами и выучили наизусть, что не так просто для деревенских девушек, поди не запутайся — Эли-Манита-Амиру — ехал без остановок, но не пропускал ни одного крылечка, обязательно отдавал легкий поклон каждой семье (ведь на это счет в королевском приказе было отдельное распоряжение), и — ехал себе дальше, оставляя за спиной расстроенных девушек. Был, как и грезилось им по ночам, совершенно прекрасен, даже обидно, что юноше в полной мере отпущено то, чего каждая девушка пожелала бы для себя. Нежное лицо, темные блестящие кудри, брови вразлет над зелеными глазами в черных ресницах, красивый рот и точеный подбородок. Правда, еще у принца были маленькие усы, без них девушки, конечно, в мечтах обошлись. Но все равно! Эли-Манита-Амиру был совершенно прекрасен, снова и снова повторяли про себя сестры, скромно взглядывая на всадника из-под опущенных ресниц. И вдруг, ахнув, все трое затрепетали. Принц натянул поводья, белый конь встал прямо напротив крыльца. Зеленые глаза посмотрели в синие глаза Лейлы, потом — на алые губы Кайлы, опустились долу, разглядывая агатовые косы Кайлы…

Откидывая плащ, принц вытащил из седельной сумки что-то. Что-то не очень понятное, потому что ноги сестер подкашивались и головы кружились — от волнения. Что там? Подарок? Кольцо?

— Ай! — вскрикнул принц, хватаясь за лоб свободной рукой.

Толпа ахнула, и замолчала. Воины подняли коней на дыбы, грозно крича и направляя во все стороны боевые луки с натянутыми тетивами.

Но принц рассмеялся, потирая лоб с красной отметиной, махнул рукой, суя в сумку то, что совсем было достал. И крикнул грозной свите:

— Все хорошо. Поехали!

Прошло два мига, а может быть, семь мгновений, кто же их считал, в таком волнении, и вернулись все звуки, что испугались чужих. Заорал петух, залаяли ленивые собачки, мяукнула кошка, собирая котят. И только вдалеке, уже за пределами деревни еле слышно удалялся топот. Принц проехал маленькую деревню и отправился дальше, ведь впереди еще поселки, хутора, деревни, городишки и даже три вполне больших города, размерами чуть меньше столицы.

Солнце и луна, сойдясь почти вплотную, смотрели с ясного неба, как замерли на крыльце три нарядные фигуры. А потом три головы повернулись, сверкающие глаза вперились в чердачное окошко, где сидела, пожав под юбку босые ноги, маленькая Келайла.

— Ты! — закричала Лейла, сверкая глазами, — ты кинула в принца камень!

— Ты! — перебила ее Кайла, и алые губы сжались в тонкую нитку, теряя цвет, — завидуешь, да?

— Ты, — подхватила Кейла, дергая заплетенные косы, чтоб сестры не наступили на них в суете, — ты нарочно сделала это, чтоб принц уехал, и не вернулся.

— И вовсе не камень, — возразила сверху Келайла, — просто сливовая косточка. Потому что — заслужил. Я…

Но сестры закричали еще громче, сжимая кулаки, а рядом с ними стояла мать и смотрела на Келайлу с упреком, а внизу у крыльца стоял отец и вообще не смотрел на дочь, отвернулся, сердясь.

— Он… — еще раз попыталась Келайла.

— Не сестра ты мне больше, — крикнула ей Лейла.

— И мне не сестра, — поддержала ее Кайла.

— Знать тебя не хочу и никогда не скажу тебе ни единого слова, — топнула ногой Кейла, наступая таки на свою косу.

— Нехорошо завидовать сестрам, Келайла, — вздохнула мать, уходя следом за дочерями в дом.

А отец так и не повернулся. Сплюнул в розовый куст и ушел, горбя спину.

Келайла заплакала, и не стала спускаться с чердака, надеясь, что к ужину ее позовут, но никто не пришел и не крикнул. Так что, она осталась там спать, с лицом, полосатым от высохших слез. Легла калачиком, прижимая к себе серую кошку, а та замурлыкала, рассказывая ей свои кошачьи утешалочки.

Поэтому только Келайла и видела, что же случилось дальше, светлой ночью, когда солнце не ушло, но задремало, торча над горизонтом, пока луна ярко светила, разгуливая по небесной синеве.

Она совсем замерзла под утро и, зевая, поднялась, в надежде найти в сундуках что-нибудь из старой одежды. Выглянула в то самое окошко, услышав снизу тихие голоса. И застыла, разглядывая высокую фигуру в черном плаще. А рядом — сестра ее Кейла, слушает и кивает, держа на руке свои волосы, чтоб не запутались в ветках розовых кустов.

— Самая красивая, — шипел вкрадчивый голос, а черная фигура делала маленькие шажки, подталкивая Кейлу к дорожке, что вилась среди розовых кустов, — прекраснее лалов и яхонтов, — уговаривал, двигаясь следом и только быстро оглядывался на оставленное крылечко, откуда спустилась к нему девушка, — твои сестры ждут тебя, милая…

Заскрипела калитка, выпустив двоих в светлый сумрак ночи без темноты, в которой на небесах дремали, укрытые прозрачными облачками луна и солнце.

Хмурясь, Келайла спустилась с чердака, оставив серую кошку рядом с ее котятами. Босиком пробежала к закрытой калитке. Выглянула, но там — лишь предутренняя пустота, широкая улица, спящие окна под красными крышами. Сердце девочки застучало сильнее, когда она, шлепая босыми ногами, взлетела на крыльцо, открыла дверь и кинулась в спальню, где стояли у стен и окошек четыре кровати, застланные вытканными Кейлой покрывалами. Пустые кровати. Валялись на столиках ожерелья и браслеты, и три зеркальца, в которые смотрелись старшие сестры, щерились на испуганную Келайлу острыми осколками.

— Мама! — закричала она, не сводя глаз с разбитого зеркала Лейлы, — мама! Что случилось?

— Отец, — крикнула она тишине, выбегая из спальни, — куда ушли мои сестры, отец?

Но тишина стала еще гуще, кажется, можно было черпать ее ложкой, как плотный кисель. Или же — задохнуться, вдыхая с ночным воздухом.

Медленно шла Келайла по коридору, пугаясь странной тишины. И так же испуганно встала посреди родительской спальни. Там, где всегда спали родители, они спали и сейчас. Крик дочери не разбудил их. Отец сидел, привалившись к стене, держал на коленях чашку с недопитым чаем. А мать склонилась над столом, опустив голову. Рядом стояла такая же чашка.

Заплакав, Келайла потрогала отцовскую руку. Теплая, но такая — неживая совсем. И глаза матери были закрыты, тихое дыхание шевелило прядку волос. Девочка взяла со стола чашку, забрала из рук отца другую. Уйдя на крыльцо, плеснула недопитый чай на грядку с ромашками, страшась увидеть, как пожухнут яркие лепестки. Но ничего не случилось. Цветки застыли, и те, которые она пошевелила рукой, так и остались склоненными, не выпрямляясь.

Он сделал так, что они заснули, догадалась Келайла, возвращаясь в дом, такой пустой и от этого почти страшный. Черный человек в плаще, который забрал моих сестер, сманил их сладкими обещаниями. Наверное, если бы я ужинала вместе со всеми, я тоже спала бы сейчас. Ведь я слишком маленькая, чтобы уйти, надеясь на любовь принца. Так все думают.