Вильгельм Гауф - Сказки, рассказанные на ночь

С этими словами канцлер Амброзиус Воланд покинул рыцаря и тихими шагами направился по галерее к покоям герцога.

Георг мрачно смотрел ему вслед. Он слышал, что этот человек раньше, то ли благодаря своему уму, то ли в силу невероятной хитрости, имел огромное влияние на герцога. Да и сам Ульрих часто упоминал в разговоре его необыкновенные государственные способности. Сейчас же Георг неосознанно испугался за герцога, так как прочитал в глазах горбуна лицемерие и коварство. Он увидел, как коротышка в развевающемся желтом плаще завернул за угол, и тут же услышал возле себя шепот:

— Не доверяйте Желтому!

То был незаметно подошедший Волынщик из Хардта.

— О, это ты, Ханс! — обрадовался Георг и протянул руку. — Пришел в замок нас навестить? Как здорово! Ты мне куда милее этого горбуна. А что ты имел в виду, говоря о Желтом, которому я не должен доверять?

— О, это коварный человек! Я уже предостерегал герцога, чтобы он не делал того, что горбун советует. Но герцог разгневался и сказал такое, что и повторять не хочется.

— Что же он сказал? Разве ты с ним сегодня уже успел поговорить?

— Я пришел, чтобы попрощаться, так как возвращаюсь домой, к своей жене и дочурке. Господин герцог был вначале очень тронут, вспоминал о том времени, когда ему приходилось скрываться, сказал, что хочет оказать мне милость. Но я ее не заслужил, потому что искупаю свою давнюю вину. Попросил лишь разрешения стрелять лис без штрафа. Герцог рассмеялся и проговорил, что я могу это делать, но то не будет милостью, я должен попросить что-нибудь посущественнее. Тут я набрался духу и сказал: «Тогда я прошу вас не доверять хитрому канцлеру и не следовать его советам, потому что, мне кажется, он лицемерит».

— И мне так кажется! — воскликнул Георг. — Будто душу буравит своими зелеными глазками, хочет выведать все, что у меня внутри. Но что ответил тебе герцог?

— «Тебе этого не понять, — сказал герцог, разозлившись. — Тебе ведомы пещеры и подземелья, а канцлер знает все ходы и выходы в государственных делах…» Может, конечно, я не прав и канцлер радеет за дело герцога… Прощайте, юнкер. Будьте счастливы! Благослови вас Господь!

— Значит, ты уходишь и не хочешь задержаться до моей свадьбы. Я сегодня ожидаю приезда отца с барышней. Останься еще на пару дней. Ты был у нас вестником любви и не должен отсутствовать на нашем празднике.

— Не место маленькому человеку на свадьбе рыцаря! Конечно, я могу подсесть к музыкантам и сыграть отличную музыку для торжественного танца, но ведь и другие сыграют не хуже. А меня ждут дома.

— Ну, тогда будь здоров! Передай привет своей жене и прелестной Бэрбель. Навести нас в Лихтенштайне. Храни тебя Бог!

Юноша со слезами на глазах пожал руку честного человека, который был преданным слугой герцога и его товарищей по несчастью. У него в голове вертелись вопросы по поводу необыкновенной привязанности крестьянина к его светлости, но он подавил в себе это желание.

— О! Еще одно, чуть не забыл! — воскликнул Ханс, отвечая на рукопожатие юнкера. — Вы не знаете, что ваш бывший гостеприимный хозяин в Ульме и будущий кузен — господин фон Крафт — находится здесь?

— Секретарь совета?! Как он сюда попал? Он ведь — союзник!

— Так вот, он здесь, и нельзя сказать, что чувствует себя хорошо, поскольку пребывает в заточении. Говорят, вчера вечером секретарь подстрекал народ против герцога и открыто выступал за Швабский союз.

— Боже мой! Так это — Дитрих Крафт! Мне надо поскорей идти к герцогу. Там как раз сейчас судят, канцлер хочет его обезглавить. Будь здоров, дружище!

Юноша поспешил по коридору в покои герцога. В Мемпельгарде он входил к нему в любое время дня, потому и теперь слуги, охранявшие двери, почтительно его пропустили. Георг, запыхавшись, вошел в комнату. Герцог посмотрел на него с удивленным недовольством, а канцлер, как маску, напустил на себя вечную сладкую улыбку.

— Доброе утро, Штурмфедер! — воскликнул герцог.

Он сидел за столом. Шитый золотом зеленый плащ украшал его сильные плечи, голову покрывала зеленая охотничья шляпа.

— Хорошо ли ты спал в моем замке? Что тебя привело к нам в такую рань? Мы заняты, — продолжал герцог.

Глаза молодого человека беспокойно бродили по комнате и наконец отыскали в одном из углов секретаря Ульмского совета.

Тот был бледен как смерть, его выхоленные волосы в беспорядке свисали на лоб, а розовое пальто, которое он носил поверх своей черной одежды, было изорвано в клочья. Секретарь жалобно взглянул на Георга, потом перевел взгляд кверху, в небо, как бы говоря: «Для меня все кончено!» Подле него стояли несколько человек, один из них длинный, тощий, вроде бы Георг где-то его видел. Пленников охраняли Длинный Петер, храбрый Магдебуржец и в е нец Штаберль. Ландскнехты, широко расставив ноги, опершись на алебарды, казалось, застыли на месте.

— Я говорю, что мы заняты, — продолжал герцог уже нетерпеливо. — Что ты уставился на этого розового господина? Он закоренелый преступник. Для него уже и меч отточен.

— Ваша светлость, позвольте мне кое-что сказать, — возразил Георг. — Я знаю этого господина. Клянусь всем своим достоянием, он мирный человек и никак не преступник, заслуживающий смерти.

— Святой Хуберт, как смело ты это утверждаешь! Все в мире изменилось! Мой канцлер, опытный юрист, разрядился в пух и прах, как молодой воин, а мой юный боец строит из себя адвоката. Что ты скажешь на это, Амброзиус Воланд?

— Хи-хи-хи! Я хотел немного посмешить вашу светлость, зная с прежних времен, как вы любите шутки. Ну и юный Штурмфедер тоже решил поучаствовать в веселье, разыгрывая из себя юриста. Хи-хи-хи! Но этому Розовому уже ничего не поможет. Оскорбление его величества! Он будет обезглавлен прямо в своем розовом пальтишке!

— Господин канцлер! — взорвался от возмущения юноша. — Господин герцог может подтвердить, что я никогда шутом не был, эту роль я оставляю для других. И человеческой жизнью я тоже не играю и не шучу над нею! Повторяю со всей серьезностью и клянусь своею жизнью, что перед вами дворянин фон Крафт, секретарь Ульмского совета. Надеюсь, мое поручительство достойно внимания.

— Как?! — изумился Ульрих. — Так этот нарядный господин и вправду твой гостеприимный хозяин, о котором ты мне так часто рассказывал? Жаль мне его. Но что делать? Он арестован как возмутитель народа.

— Да-да! — хрипло подтвердил Амброзиус. — Это настоящее crimen laesae majestatis [91] Оскорбление его величества ( лат. ). .

— Позвольте, господин герцог. Я довольно долго изучал право, чтобы знать — в данном случае и речи быть не может о таком тяжком преступлении. Вчера вечером Штутгарт был еще под властью союза, наместник и советники были также здесь, и секретарь, не будучи подданным вашей милости, должен был выполнять свой долг: поступать как всякий союзный солдат, воюющий против нас по приказу своего начальства.