Народные сказки - Латышские народные сказки

Однажды спрашивает старик сына:

— Почему не даешь мне ни ломоточка ржаного хлеба?

Сын отвечает:

— Во всем краю голод страшный, ржи больше ни у кого нет ни зернышка; беда настала великая — не только есть нечего, но и посеять нет ни горсточки.

— Тяжкие времена, — вздохнул старик, — однако послушай, сынок, дам я тебе совет, как хоть на посев зерна добыть. Раскрой половину крыши над ригой и вымолоти еще раз старую солому, поглядишь, сколько в ней осталось зерна.

Сын сделал, как велел ему отец: раскрыл половину риги, снова вымолотил солому с крыши и собрал целую мерку ржаных зерен. Сделав это, сын опять пошел к отцу в погреб и рассказал, что вымолотил из старой соломы мерку ржи. Отец ему говорит:

— Раскрой вторую половину крыши и обмолоти и там старую солому, поглядишь, сколько в ней осталось зерна.

Сделал сын, как велел ему отец: раскрыл вторую половину риги, обмолотил еще раз старую солому с крыши и опять набрал целую крынку ржаных зерен. Тогда отец и говорит:

— Теперь посей рожь!

Сын посеял, и на другое лето у него такая тучная рожь уродилась, что хватило и на следующий год посеять.

Увидев эту рожь, весь люд голодного края диву дается, откуда, мол, поднялись такие хлеба, если ни у кого не было ни зернышка? Прослышал об урожае сам помещик, приказал позвать к себе хлебопашца и спрашивает:

— Откуда у тебя целое ржаное поле, когда во всем краю ни у кого нет ни зернышка ржи?

Подумал сын малость, потом собрался с духом и рассказал всю правду, как дал ему старик-отец добрый совет. А помещик спрашивает:

— Где ж он есть, твой отец, что его не видать, не слыхать?

Сын отвечает:

— Я его в погребе держу!

Тут-то и помещик и все жители того края сразу поняли, что и от стариков есть прок, а прок этот — в добрых, мудрых советах.

С той поры люди никогда больше не убивали своих стариков.

мирая, отец оставил сыну три завета: «Не ходи часто в гости, не то перестанут тебя уважать; не меняй лошадей на базаре, не то останешься при своих двоих; не бери жену издалека, не то попадется дурная!»

Сын покивал головой и запомнил слова отца. Когда отец умер, сын решил проверить отцовские заветы.

Ладно. Стал он в гости похаживать. Первый раз встретили его лепешками, на другой раз тоже всего было вдоволь, на третий раз заметил он холодок, на четвертый — все еще туда-сюда было, на пятый раз остался он уже ни сыт, ни пьян, а когда пришел в шестой раз, подали ему мякинный хлеб с путрой. Один ломоток еще кое-как съел, а второй принес домой и припрятал в свою укладку. Когда спать пошел, сын про себя думает: «Верен был первый отцов завет, попробую испытать второй».

Ладно. Вот стал он ездить на базар и лошадей менять; дело кончилось тем, что выменял сын такую клячу, которая свалилась по дороге, и остался он пешим. Содрал сын с клячи шкуру и припрятал в укладку. Когда спать пошел, думает про себя: «Два отцовых завета оказались верными, попробую-ка проверю третий».

Ладно. В следующее воскресенье собрался и пошел версты отмерять на край света за женой. Ищет, ищет, глядь — и нашел, да такую красавицу, что твоя кукла: плывет, земли не касается. Чего ж лучшего искать, пусть на следующее воскресенье со сватами приезжает, поглядит, как жених живет. Однако вечером, собираясь домой, сын подумал: «Два отцовских завета были верны; пока третий не оправдался, надо приглядеться получше. Воскресенье — воскресеньем, разве в такой день толком что приметишь, а вот в будни — совсем другое дело. Пойду-ка назад, тайком залезу на гумно, пересплю ночь, а тогда с утра погляжу, какова моя суженая за работой».

Утром, чуть свет, старики уже в поле, а девицы нигде не видать. Экое диво! И полдень подошел, а ее нигде не видно — надо пойти в избу заглянуть. Заходит в избу: передник, что вчера на ней был, на полу валяется, а сама храпит за печкой, аж стены трясутся. Подхватил сын передник и ходу домой. Спрятал передник в клети и дожидается воскресенья. Настал воскресный день — приехали сваты с невестой. В один угол заглянули, в другой — всюду хорошо на диво; заходят в клеть, увидели укладку с отцовыми заветами — спрашивают, что в ней?

— Этого показать вам не могу — тут мои драгоценности!

Сваты упрашивают его: пусть, мол, дозволит взглянуть.

— Ну ладно, уж так и быть!

Открывают укладку — что в ней такое?

— А мой передник как тут очутился?

— Да, девица, храню я в этой укладке заветы моего отца: пока другие спят, укладка копит для меня отцовы заветы. В ней три завета — этот огрызок хлеба, шкура и твой передник. Первый из них учит: не ходи часто в гости, не то перестанут тебя уважать; второй учит: не меняй лошадей на базаре, не то останешься при своих двоих; третий, твой передник, учит: не бери жену издалека, не то попадется дурная.

Так девица и уехала, пристыженная.

одного очень богатого хозяина было три сына и две дочери. Когда он состарился и силы стали покидать его, он передал свое хозяйство старшему сыну. Пожил у него отец, да потом старшему сыну надоело с ним возиться. Советует он ему идти пожить у братьев — они, дескать, давно его дожидаются. Отец послушался и ушел к среднему. Подержал тот у себя отца, да уже через пару месяцев стал выпроваживать к младшему сыну. Поселился старик у младшего, с месяц пожил, и этот давай упрекать, отчего отец не живет у своего любимца, старшего сына, которому отказал все свое добро и дом. Отправился теперь старик к дочерям. Пожил у них недель восемь, надо и оттуда убираться.

Была у старика привычка по воскресеньям ходить в церковь. Однако теперь пришлось ему от нее отказаться, потому что не было хорошей одежды. Старая уже совсем поизносилась. И все же в одно воскресенье собрался он с духом и пошел, как был, в старенькой, которую каждый день носил. В церкви встретил его старый приятель. Он спрашивает:

— Ты чего, сосед, такой оборванный? Ведь был ты богатым человеком, исправным хозяином?

Тут старик все и рассказал, как было. Слишком рано отдал сыну дом, добро поделил, а теперь самому приходится ходить, как нищему, с сумой от двери к двери.

Чужими стали милые дети, жестокими. Скорее собаку накормят, чем старику-отцу дадут кусок…