Виктория Варгина - Солнечная тропа

— А разве это неправда?

— А кто ж знает? — как-то неохотно ответил Акимыч.

— И что потом с ней было? — допытывался Лёнька.

— Ну, потом сделалась Федосья вдовой, больше замуж не выходила. Да и кто бы её взял?.. Жила сама по себе, особняком, молчком…

— Акимыч, я не про это, — у Лёньки не выходил из головы разговор домовых. — Она на самом деле колдует? Вредит?

Весь Лёнькин вид требовал ответа, и Акимыч привздохнул:

— Говорили харинские, что колобродит Федосья по ночам, травы варит для своих зельев, чужих коров доит…

Наверное, Акимычу, было неприятно от того, что на любимой им земле живут злые люди, и Лёнька отступился, постарался выбросить из головы бабку Федосью хотя бы на время.

…Харино немногим отличалось от Песков, это была такая же пустая, умирающая деревня. Лёнька знал, что в ней осталось восемь жилых дворов. Правда, здесь были собаки, их лай сопровождал путников всё время, пока те шли неширокой харинской улицей. На пути им встретилась молодая женщина, которая приветливо поздоровалась.

— К племянничку выбрались, Фёдор Акимыч? — бойко спросила она. — А это кто с вами такой голубоглазый?

— А это Лёнька, — Акимыч взъерошил волосы на Лёнькиной голове. — Как живёшь, Маруся?

— Да так и живём помаленьку, — ответила она. — Серёга в поле день-деньской, дети в пионерлагере под Синим Бором… Хоть бы вернулись поскорее, скучно без них, — и Маруся снова одарила Лёньку лучистым взглядом.

— Уезжать не собираетесь? — спросил женщину дед и этим словно переключил какие-то кнопочки в ней.

— Ой, и не говорите, Фёдор Акимыч! — воскликнула Маруся, видимо, задетая за живое. — Ведь ради детей, ради детей уезжать надо! Ну что они в интернате раменском — точно сироты при живых родителях? С понедельника по субботу при школе живут, да и на выходной с каким трудом добираться приходится!..

У Маруси задрожали губы.

— И на каникулах тоже… Ну что тут ребятам делать? Ну, лес, ну, речка… Мне Сергей говорит: а помнишь, как мы сами-то росли? Помню, чего ж не помню. Тогда, может, и трудно, а хорошо, весело было. Жизнь налаживалась, отцы наши с фронта вернулись, кому такое счастье выпало, деревня оживала… А сейчас…

— Куда ж вы податься думаете? — спросил женщину Акимыч, и та устало махнула рукой.

— В Раменье, куда ж ещё. И детям учиться хорошо, и меня на работу в теплицу зовут, — Маруся вдруг нахмурилась. — Папка наш на подъём уж больно тяжёлый, всё никак не решится с места стронуться. Вот так и живём, Фёдор Акимыч! — Маруся постаралась снова взять бодрый тон.

— Ну да, ну да, — отвечал старик, разглядывая песок под ногами, — может, и переберётесь ещё к зиме…

— А ваш именинник, поди, гостей заждался, — сказала Маруся, освобождая Акимыча от лишних, ненужных слов и по-прежнему тепло улыбаясь. — До свиданья вам.

Она по-матерински погладила Лёньку по светлой голове и неторопливо пошла по улице.

— Акимыч, а как его зовут? — спросил мальчик, имея в виду дедова племянника.

— Кого? Племяшу моего? А так же, как и меня, только отчество другое — Николаич. Двоюродной сестры покойной сынок. Во-он на отшибе его домишко. Там совхозная пасека, а Федя заведует ею. Самый сладкий в хозяйстве человек.

— Может, мёдом угостит, — размечтался Лёнька.

— Попробует пусть не угостить, — добродушно проворчал старик.

Фёдор Николаевич оказался крепким загорелым мужчиной, которому совсем не шёл его солидный юбилейный возраст. Пасечник жил бобылём в небольшом, но ухоженном доме. За домом были разбиты грядки, росли фруктовые деревья, кустики смородины…

Пасека находилась за изгородью — несколько десятков пчелиных ульев стояли в определённом порядке. Подойдя поближе, Лёнька услышал ровный гул, в глазах зарябило от множества летающих точек: пчёлы носились в разных направлениях с огромной скоростью, но каким-то образом не сталкивались и не мешали друг дружке. Увлечённый этой картиной, Лёнька не сразу понял, что пасечник обращается к нему.

— Нравится? — спрашивал он у мальчика. Лёнька закивал головой.

— Как это они не врезаются друг в друга? — спросил он у Фёдора Николаевича. — А может, врезаются иногда?..

— Никогда, — рассмеялся пасечник. — Я тоже мальцом за ними наблюдал, и тоже заметил — нет, не сталкиваются. У людей, понимаешь, машины и самолёты сталкиваются, а у пчёл никаких катастроф!..

И всё-таки движение этих маленьких гудящих созданий казалось Лёньке хаотичным:

— Чего они так суетятся?

— Работа у них такая, — усмехнулся пасечник. — Из уликов пчёлки за нектаром летят, а обратно уже с добычей возвращаются. А где они нектар собирают? Правильно, на цветах, с каждого по чуть-чуть… Одна пчёлка маленькую капельку принесёт, а все вместе наберут много мёда. Хочешь попробовать?

За чаем с мёдом Фёдор Николаевич продолжал говорить про пчёл.

— А ты знаешь, Лёня, как пчёлка рассказывает своим сёстрам, что нашла цветочный луг, где много нектара?

— Не-е…

— Она танцует перед ними. И этим своим танцем объясняет, в каком направлении и далеко ли им лететь…

— А я думал, что они разговаривают, когда жужжат…

Пасечник кивнул:

— Правильно, когда жужжат, тоже разговаривают. Вот ты моих пчёлок нынче видел, что они тебе сказали?

— Ничего, — признался Лёнька. — А вам говорят?

— То-то и оно. Нужно, например, нам с тобой узнать, какая будет погода. Ты что станешь делать? Правильно, радио включишь. А синоптики возьмут да и обманут. А мои пчёлки никогда не обманывают. Могут даже сказать, какая будет зима — суровая или нет.

— А какая будет зима, Федюха? — спросил племянника Акимыч.

— Готовь потеплее тулуп, — подмигнул тот и снова обратился к Лёньке. — Или вот роиться надумают…

— Что-что? — не понял мальчик.

— Ну, это когда пчёлкам в улье тесно становится, часть из них вылетает новый дом себе искать. Тут задача у меня — не прозевать, иначе целый рой потеряю. Вот я и прислушиваюсь.

— Фёдор Николаевич, а вот вы сказали, что пчёлы собирают нектар, — вспомнил Лёнька. — А как же они из нектара мёд делают?

— Вот! Видишь! — Акимыч даже вскочил с места. — Давай, отвечай, пчеловод!..

Пасечник как будто бы смутился.

— Предположений тут много, — осторожно начал он. — Есть научные гипотезы, есть народные… А какая из них правильная — сказать не решусь…

— Ага, не решусь!.. — снова подпрыгнул Акимыч. — Всё ты знаешь. Тебе когда ещё про это объяснили!..

— Да ладно, дядя! — поморщился Фёдор Николаевич.

— Ничего не ладно! — наступал Акимыч. — Не хочешь говорить, я скажу. Ему, Лёня, наш знахарь когда-то растолковал, что главный инструмент в этом деле — соты, без них никакого мёда не будет, а он, упрямая башка, всё противится!..

— Да не противлюсь я! — слабо протестовал Фёдор. — А кто эти соты делает? Кто нектар в них приносит, а? Главное — это пчела, без неё не будет ни сот, ни мёда.