Виктория Варгина - Солнечная тропа

«Он куда-то несёт её!..»

«Эй, что ты делаешь?!»

«Да замолчите вы!..» — прошептал мальчик, чувствуя, что в любой миг может выронить свою ношу.

Ему было так тяжело, что слёзы выступили на глазах, ноги дрожали, а из-под ногтей на руках стала сочиться кровь… Но мальчик пронёс камень через поле, затем через луг и, дотащив до реки, уронил возле самой воды. После этого он упал на песок и заплакал. Он плакал, а мать камней утешала и благодарила его…

Наконец мальчик встал и, пошатываясь, побрёл в деревню. Серые камни всё ещё лежали на поле.

«Ваша матушка перебралась к быстрой реке! — крикнул им мальчик. — Она ждёт вас!..»

Придя в деревню, мальчик рассказал старой волшебнице, как он поступил с матерью камней.

«Зачем ты не послушался меня! — горестно воскликнула та. — Мать камней перехитрила тебя!.. Теперь никто и ничто не спасёт нашу деревню!..»

Услышав это, мальчик выскочил из избы и бросился за околицу. Там он увидел поля — свободные от камней и истосковавшиеся по теплу человеческих рук…

— Я так и знал! — крикнул Лёнька и подскочил, словно в нём распрямилась невидимая пружинка. — Так и должно было случиться!..

— Конечно, — ответил Хлопотун, укладывая Лёньку и укутывая одеялом.

— А как люди вернулись в деревню? — спросил тот. — Как они узнали, что нужно возвращаться?

— Очень просто. Придя в деревню, мальчик хотел сначала завернуть к старой волшебнице, но передумал. Он зашёл в первую попавшуюся избу и затопил в ней печь. Потом затопил печь во второй избе, в третьей…

— Я понял, все правильно, — проговорил Лёнька и уткнулся носом в подушку. — Спасибо тебе, Хлопотуша.

— Спи, — сказал домовой, и мальчик задышал глубоко и ровно.

Хлопотун просидел рядом с Лёнькой почти до рассвета. Он словно забыл о делах, ожидавших его дома и во дворе… Если Лёнька хмурился во сне, домовой взмахивал лапой и отгонял дурной сон, как назойливую муху, а на каждую улыбку мальчика отвечал отражённой улыбкой… Время от времени Хлопотун гладил Лёньку, и в такие минуты тому снились особенно счастливые сны…

Уже под утро Лёньке приснился отец. Он ходил взад-вперёд по их московской гостиной и рассказывал, как прошли испытания новой машины… Лёнька в этих испытаниях ничего не понимал, но ему нравилось наблюдать за отцом и слушать его возбуждённо-радостный голос… Вдруг в комнату вошла бабушка с самоваром в руках. Лёнька удивился, но тут же вспомнил, что бабушка сейчас гостит у них в Москве. А она сказала отцу что-то такое, от чего он громко расхохотался…

Лёнька открыл глаза: нет, это не Москва, это Пески… Непонятно только, почему он продолжает слышать голос отца?

— Папа! — Лёнька скатился с постели и кинулся в кухню. — Папка!..

Отец сидел за столом и пил чай. Бабушка возилась возле печки.

— Лёнька!

Отец подхватил мальчика на руки и крепко прижал к себе. Зарывшись лицом в Лёнькины волосы, он шумно вдохнул:

— Маленький мой…

— Ты, Сергунька, от жизни отстал, — сказала бабушка Тоня. — Маленький он из Москвы приехал. А сейчас твой сын взрослый и самостоятельный человек.

Отец поцеловал Лёньку в нос:

— Правда?

— Правда… Папка, как хорошо, что ты приехал!.. Мы с тобой в лес пойдём!..

— Так это… не получится, Лёнь, — отец беспомощно взглянул на бабушку.

— Почему не получится?

— Я ведь за тобой, Лёнька… В Москву нам с тобой надо…

— В Москву? Зачем?

— Мама вчера звонила. Не хочет больше в пансионате оставаться, по тебе сильно скучает… Сегодня вечером приезжает в Москву…

— А почему она сюда не может приехать? Она же в отпуске!.. — в голосе у Лёньки зазвенели слезы.

— Так… дела у неё в Москве… Ты что, совсем по матери не скучаешь?

— Скучаю!.. Я в Москву не хочу! Что мне там делать?! — из Лёнькиных глаз брызнули слёзы.

— Ну, сынок, ну ты что? — лицо у отца было такое, словно он сам собирался заплакать. — Мама, ну скажи что-нибудь, чего ты молчишь!..

— Я тебе уже всё сказала!

Бабушка резко развернулась и вышла в сени.

— Дергают ребёнка туда-сюда, как игрушку!.. — раздалось оттуда.

— Сынок… Ну что же мне делать? — на лбу у отца выступили капли пота. — Я ведь сегодня с работы отпросился… Ещё затемно выехал. Вечером мама приезжает, нужно успеть убраться…

Лёнька молча тёр глаза кулаками.

— Сынок, а хочешь, я тебя через пару недель обратно сюда привезу? Мама выйдет на работу…

— Не привезёшь!.. Тебе всегда некогда! Тебе даже в выходные некогда!..

— Ну почему некогда?.. — неуверенно возразил отец. — Выкрою денёк…

В это время Антонина Ивановна вернулась в кухню и поставила у порога пластмассовое ведро, полное куриных яиц.

— Возьмёте в Москву, — сказала она.

Лёнька, до этой минуты ещё надеявшийся на что-то, при виде ведра разревелся во весь голос.

— Ну вот, а говорили, ты уже большой, — забормотал отец, не осмеливаясь обнять мальчика.

— Иди сюда, — сказала бабушка и посадила Лёньку к себе на колени.

— Не плачь, Лёнюшка, — она принялась вытирать его мокрые щеки. — Привезёт тебя папка. Пусть попробует не привезти, мы ему!.. Ты только с мамой повидаешься — и назад. И опять мы с тобой заживём по-деревенски, лето-то большое!..

Прижавшись к бабушке, Лёнька вздрагивал всем телом.

— А мы с Хлопотушей тебя ждать будем, — прошептала бабушка Лёньке в ухо, и мальчик замер: он внезапно понял, почему минувшая ночь была полна недомолвок.

Домовые знали, что их ожидает разлука с Лёнькой. Знали Пила и Соловушка, пришедшие из Харина попрощаться с мальчиком. Знал Толмач, сделавший Лёньке необычный подарок. Знал Хлопотун, рассказавший сказку о мальчике, спасшем покинутую деревню… От всего этого Лёньке сделалось так горько, что слёзы хлынули пуще прежнего.

В сенях послышалось какое-то шарканье, и на пороге появилась Пелагея Кузьминична. Акимыч, как обычно, держался сзади.

— А мы смотрим, Серёжин «Москвич» стоит!.. Неужто, думаем, за Лёнькой приехали? — Пелагея казалась запыхавшейся. — Испугались, что увезёшь мальчонку, а мы и не попрощаемся…

Дед Фёдор протиснулся в кухню и сразу же оценил обстановку:

— У-у, сырость-то какая!.. Неужто и правда Лёньку увозишь?

Лицо у отца пошло красными пятнами.

— Лена… сегодня с юга возвращается… соскучилась…

— Вот и привёз бы её сюда, — сказал Акимыч, — а то уже не помним, какая она есть. У нас хоть и не юг, а тоже жить можно.

Отец не ответил, он суетился возле Пелагеи Кузьминичны, уступая ей место за столом и пододвигая тарелки.

Акимыч посмотрел на бабушку, но та махнула рукой. Лёнька сидел с опухшим лицом, безучастный ко всему вокруг.

— Пойдём-ка выйдем, — сказал ему дед и вывел мальчика на крыльцо.

— Надолго увозит-то? — спросил он, положив руку Лёньке на плечо.