Виктория Варгина - Солнечная тропа

Лёнька проник взглядом дальше, за деревню, и увидел колосящиеся поля. В небе над полями звенели жаворонки; их тысячелетняя песня рассказывала о труде земледельца, вечном, как сама жизнь, о вкусе насущного хлеба и о мучительном счастье любви к родной земле…

…Лёньке захотелось посмотреть на другие деревни — Харино, Воронино, и он заметался взглядом по округе, но, против ожидания, увидел совсем другое — перистые ветви папоротника над собой, а выше — уткнувшиеся в голубое небо верхушки сосен. Лёнька вскочил на ноги.

— Так это был сон?!

Он вдруг почувствовал себя глубоко обманутым и несчастным, как четверо мальчишек, искавших сокровища в купальскую ночь…

— Акимыч! — крикнул Лёнька и увидел деда, спешившего к нему по колено в траве.

— Ну, видал клады? — спросил тот мальчика. — Веришь мне теперь?

— Клады?.. Я думал, это сон, — пролепетал Лёнька.

— Какой сон, какой сон? Ты цветок сорвал, я и решился тоже… Гляжу: батюшки мои, вся земля кладами напичкана, прямо ступить некуда… Правду в дедовой книжке написали!.. Лёнька, — Акимыч понизил голос, — а ты больше ничего не видел?

— Видел, — ответил мальчик и облизал пересохшие губы. — Видел наши Пески, только уже другие… Там дома такие — во!.. — встав на цыпочки, Лёнька развёл и медленно поднял вверх руки, сложив ладони домиком.

— Я их тоже видел, — сказал Акимыч. — Не избы, а царские терема… Это где же… это что же такое, а?..

— Так ведь Пески!.. В будущем! — воскликнул Лёнька, имевший кой-какой опыт путешествий во времени.

По лицу Акимыча прошла судорога.

— Вот, значит, она какая, поросль Егоркина… А я всё не верил, думал, Егорка в утешение мне придумал… Жалко, не доживу. А с другой стороны, теперь и умереть не страшно. Ну так что, Лёнька, нашли мы, выходит, с тобой клад?

— Нашли, — ответил мальчик и, набрав полную грудь воздуха, закричал в утреннее небо:

— Э-э-эй, мы нашли клад!.. Мы его нашли! Нашли!..

Лёнька шёл по улице, когда его обогнал бортовой «зилок» с ярко-синей кабиной и зеленоватыми бортами. Грузовик проехал метров пятьдесят и остановился возле дома с мезонином. «Мойдодыров приехал!» — подумал Лёнька и во все лопатки бросился к машине.

Но из кабины вылезла незнакомая Лёньке старуха, сухая как жердь и одетая во всё тёмное. Голова у старухи тоже была обмотана чёрной косынкой, из-под которой выбивались полуседые жидкие пряди. В руках она держала какой-то узел. Не успел Лёнька ничего сообразить, как к старухе метнулся рыжий кот и заорал так, словно его тянули за хвост.

— Вася, Вася! — сказала старуха и наклонилась погладить рыжего.

— Бабка Долетова!.. — ахнул Лёнька.

— Какая я тебе бабка? — резко выпрямилась старуха. — Ты сам-то кто такой, больно умный?

— Я Лёнька, — смутился мальчик, понимая, что получилось невежливо. — Лёнька Данилкин.

— Сама теперь вижу, что Данилкин, — буркнула Долетова и крикнула в кабину «зилка»:

— Валентина, ты вылезешь или нет?

Из кабины показалась детская нога, поразившая Лёньку своей худобой, а затем и вся Валентина — девочка лет шести, подстриженная под мальчика и одетая как мальчик — в жёлтую рубашку и полосатые шорты. Валентина спрыгнула с подножки и замерла, увидев незнакомого мальчика.

— Здрасьте, — растерянно сказал Лёнька.

— Здрасьте, — пискнула девочка.

— Вот тебе, Валентина, готовый кавалер, — сказала Долетова и махнула шофёру грузовика.

Тот захлопнул дверцу, и машина, заурчав, покатила по улице.

— Идём, — сказала старуха, но девочка не тронулась с места, продолжая смотреть на Лёньку.

— Ладно, погуляй, — разрешила Долетова. — Есть захочешь — придёшь.

— Это твоя бабушка? — сочувственно спросил Лёнька, когда старуха пошла к дому.

— Да.

— Тебя Валентиной зовут?

— Меня Валей зовут, — сказала девочка. — Это только бабушка меня Валентиной называет…

— Она очень злая? — не удержался Лёнька.

— Нет, что ты, просто строгая…

— А ты откуда приехала? — спросил Лёнька.

— Из Синего Бора. Бабушка там в больнице лежала, а потом решила взять меня с собой…

— Здорово! — сказал Лёнька.

Он уже успел немного привыкнуть к этой маленькой и тоненькой как тростинка девочке и даже почувствовать к ней симпатию. У Валентины было очень выразительное лицо, оно ни секунды не оставалось спокойным, а в тёмно-серых глазах отражалась каждая мысль. Девочка была курноса, и это делало её похожей на какого-то маленького, очень симпатичного зверька — бельчонка или лисёнка…

— Так ты часто сюда приезжаешь? — спросил Лёнька у Валентины.

— Нет. Когда мне было шесть лет, приезжала. А в прошлое лето я к морю ездила…

— А сколько тебе лет? — спросил мальчик, сбитый с толку внешностью Валентины.

— Восемь, — ответила она. — Я уже в школе учусь. А ты к бабушке Тоне приехал? Давно?

— Давно. Уже две недели.

— Твоя бабушка добрая, она меня пирожками угощала, — вспомнила Валентина. — А что ты здесь делаешь?

— Что я здесь делаю? — не понял Лёнька.

— Ну, что ты здесь, в деревне, один делаешь?

— А я не один, у меня Акимыч есть, знаешь его? И ещё…

— Что ещё?

— А ты никому… ты бабушке своей не скажешь? — спросил Лёнька, опасливо покосившись на дом Долетовой.

— Никому не скажу, честное слово! — Валентина сжала маленькие кулачки. — Что у тебя есть?

— У меня есть домовые!..

— Кто-о? — у неё даже заострился нос.

— Я тебе правду говорю, домовые!.. И никакая это не сказка… В вашей избе тоже живёт один…

Лёнька боялся, что Валентина ему не поверит, ведь он тоже не сразу поверил Акимычу, но девочка вдруг сказала:

— А я знаю. Я его слышала…

— Слышала? Когда?

— Два года назад, когда у бабушки гостила. Один раз я проснулась ночью и услышала, как кто-то ходит… Я бабушку позвала, а она спит… Я заплакала. Тогда он меня погладил по голове и говорит: «Не бойся, я тебя люблю…» А я ещё сильнее стала плакать… Тут он мне дунул в лицо, я и уснула. А утром просыпаюсь — у меня в руке леденец.

— Это он, конечно, это он!.. — засмеялся Лёнька.

— А я подумала, что это бабушка, — нахмурилась Валентина. — Я ей всё рассказала, а она говорит: «Это к тебе чёрт приходил, потому что ты меня не слушаешься» — и выбросила леденец…

— Врёт она всё, твоя бабушка! — с негодованием воскликнул Лёнька. — Это Кадило был, ваш домовой!..

— Кадила? — видимо, этого слова девочка не знала. — Его так зовут? А что это значит?

Лёнька уже хотел рассказать, как озорной домовой заслужил это имя, но вовремя прикусил язык: всё-таки Долетова — Валентинина бабушка, а вдруг девочке будет неприятно?

— Да ничего особенного это не значит, — ответил он. — А вот нашего домового Хлопотуном зовут…

— Ну, это понятно, — протянула Валентина. — Значит, ты выдал мне свою тайну?