Иштван Фекете - Келе

— Что ж, начнем… Соскучился я даже, хочется в земле покопаться, — смеется Берти и спешит к сараю за лопатой, мотыгой и граблями.

— Сперва мак посадим? — громко спрашивает он из сарая. Голос его весело оглашает воздух, и так же весело отзываются лопата и мотыга, столкнувшись на его плече:

— Дзинь-дзинь… опять мы заблестим-засверкаем…

Наши приятели нежились на солнышке, когда Берти, выходя из сарая, задорно окликнул их:

— Ну, а вы чего небо зря коптите? Айда работать!

Мишке слово «работа» всегда было не по нутру; ослик отличался предусмотрительностью, и хотя ненавистной тележки вроде бы поблизости не было видно, он счел за благо глубокомысленно уставиться вдаль, словно и не слышал слов Берти.

— Мишка, забодай тебя комар, пошли, говорю! Не бойся, не стану я надевать на тебя упряжь. И ты, Длинноногий, шагай за нами.

«Ну, вот и до упряжи дело дошло, чтоб ей пусто было!» — огорченно подумал Мишка. Неохотно побрел он за Берти, а следом за ним двинулся и аист. Он понял, что человек куда-то зовет его; глядишь, и поесть дадут: всякий раз, как человек обращается к нему, он делает что-нибудь приятное для аиста.

Так они и шли к огороду: впереди Берти, а за ним вышагивали Мишка и Келе.

— Подмогу веду! — засмеялся Берти, и Смородина расхохотался тоже, а Мишка и аист остановились в нерешительности.

Мишка огляделся по сторонам: тележки нигде не видно. Люди чему-то веселятся, но им явно не до него.

«Зачем звали?» — недоумевал ослик. Но Келе был другого мнения на этот счет: аист решил, что человек приготовил здесь для него еду. И впрямь, вон какой-то здоровенный жук ползет по дорожке. Жужелица едва успела выбраться на поверхность земли, она еще не совсем очнулась после долгой спячки и даже не заметила, как над ней мелькнул клюв аиста; в следующее мгновение незадачливая жужелица перекочевала к аисту в желудок.

— Молодец, Келе! — закричал ему Берти. — Клюй смелее! Ежели этих червей да букашек не истреблять, их тут расплодится видимо-невидимо.

Келе опять уловил, что обращаются к нему, и подошел к Берти поближе: наверняка человек собирается накормить его, иначе зачем бы он стал его звать! А Мишка остался в одиночестве; грустно понурив голову, стоял он на садовой дорожке и недоумевал.

— Не поймешь, чего нужно этому Берти!

Келе не разочаровался в своих ожиданиях. Из свежевскопанной земли на поверхность повылезали разные червяки и насекомые и даже медведка — большущая, с мышь величиной. Конечно, Келе ни на минуту не усомнился в том, что это человек подкармливает его.

— Ну, что я говорил, дядя Янош! Только позови его, и он пойдет за тобой, точно собака. Он нам весь огород подчистит. Смотрите, как подхватил хруща… И проволочников всех склюет до единого…

Агнеш так и разинула рот от изумления, завидев, как аист, вышагивая рядом с Берти, помогает ему в работе.

— Чудеса да и только! Кабы не видела своими глазами, родной матери не поверила бы…

И только Мишка неуверенно топтался на месте; голова у него была по-прежнему понурена, но одним глазом ослик настороженно косился на Берти.

— Чего ему надо?

Но поскольку никто не спешил ответить ему на этот вопрос, ослик, улучив удобный момент, развернулся и ушел с огорода восвояси. А Келе продолжал охотиться за букашками даже после того, как Агнеш кликнула мужчин к обеду.

Оставшись один, Келе стал в своей излюбленной позе: поджав под себя ногу. Его окружала полуденная тишина, окрест — ни движения, ни шороха, только осыпался комок взрыхленной земли. Солнце, хотя и стояло высоко, в самом зените, но своим теплом и ярким, жгучим ликом словно приблизилось вплотную к земле. Над свежевскопанной грядкой вибрировал прогретый воздух. Высоко в небе над лугом кружил сарыч, а со стороны леса к северу пролетел дикий голубь.

Глаза аиста блеснули: первый голубь, подумал он, первая перелетная птица. И Келе опять мысленно увидел перед собой песчаную пустыню, где каменноликие гиганты недвижно взирают в бесконечность. Его собратья сейчас все чаще посматривают в сторону севера: в крови их пробудилась тяга к перелету и гнездованию. Они еще не тронулись в путь, но нетерпеливый, беспокойный жар не отпускает их; так перед заболеванием ощущаешь надвигающуюся хворь.

Келе не сводит глаз с вышины, где невесомо парит сарыч. Правильно, так и надо, одобрительно думает аист, и поскольку никто сейчас не видит его, Келе распускает крылья и взмахивает ими. Крылья рассекают воздух — правда, пока еще не с такой силой, как прежде, но он чувствует, что рана зажила полностью. Вот только маховые перья еще чуть коротковаты. Какая-то неукротимая страсть подгоняет сейчас аиста. Разбежавшись, он подпрыгивает и… летит! Он пролетает, должно быть, шагов двадцать. Конечно, если бы он очень захотел, то мог бы продержаться на лету и еще немного, но аист решает, что для первого раза достаточно, и чуть не переворачивается кувырком, коснувшись земли ногами. Сердце колотится отчаянно — не от усилия, от радости. Нет, пока придется потерпеть; он должен ждать и скрывать свою тайну. Аист оглядывается вокруг, не видел ли кто его попытку взлететь, но нигде — ни души.

Когда Берти после обеда вышел в огород, Келе опять стоял поджав ногу и втянув шею; похоже было, что аист задремал, но едва лопата коснулась следующей грядки, как Келе снова пристроился позади Берти и до заката собирал букашек. С наступлением сумерек Берти взвалил на плечо садовый инструмент.

— Ну, что ж, Келе, на сегодня хватит.

Келе послушно последовал за Берти и задержался у сарая, где Мишка все еще продолжал раздумывать, чего это Берти надо было от него.

— Не знаю, — ответил ему взглядом аист, — но меня он все это время кормил. Смотри, как я набил себе желудок.

Мишка на это не нашелся что ответить; покачав головой, он направился в сарай.

Этой ночью ветер дул в щели сарая со звуком непривычным, почти забытым. Он не свистел и не завывал, как в зимнюю пору, а то гудел — на низких, теплых басовых нотах, — то глубоко вздыхал и постанывал, словно изнемогая под тяжестью.

Мягким, глубоким мраком заволокло все вокруг, и приятели даже не заметили, как в сарай вошла Вахур.

— Дождь идет, — тихонько проворчала собака, — и темнотища непроглядная. Не будь у меня такого чуткого носа, уж и не знаю, как сюда добралась бы.

Сперва по соломенной кровле ударили лишь несколько тяжелых капель, принесенных ветром издалека, затем дождь забарабанил совсем часто. Где-то вдали беззвучно вспыхивали сполохи; ветер стих, зато дождь разошелся вовсю.

Люди беспокойно ворочались в постелях и смотрели на окна, стекла которых время от времени освещались зарницами.

Неудивительно, что непогода разгулялась, — думалось людям, — такая теплынь была сегодня. И крестьяне, успокоенные, засыпали снова, потому что ранние сполохи сулят урожайный год.