Лидия Думцева - Сказки о любви

Вернемся же к влюбленным снова…
Будто в мир колдовской распахнулись для них
золотые врата
или дивная звездная даль их втянула
в безмерность Вселенной.
И казалось — не будет их счастью предела.
А между тем стремительно летели дни за днями.
Весну беспечную сменило Лето.
Однажды, когда, крадясь и пятясь,
уползал ночной туман,
умытое Зарей вставало утро,
Восход над морем распластал
волшебной алой птицы перья,
Он ей сказал мечтательно:
— Я хижину для нас построю.
Ведь скоро осень, а за ней — морозы. Вот наши сыновья
и будут вырастать богатырями в теплом доме,
да на таких просторах. А дочери…
— Ах, нет! — воскликнула Она испуганно
и побежала вниз к воде.
Он бросился за ней. — Ты, верно, пошутила? —
спросил, смеясь.
— Нет! Что ты! Нет! — Она сказала твердо, —
И дети, и заботы
погасят быстро всё, что ты во мне так любишь…
— Но для чего тогда на свете это всё? Коль нет детей,
так всё бессмысленно в природе! А красота
Ведь продолженье ее увидишь ты
в дочурке или сыне…
И разве мало этого?!
— Ах, нет, любимый! Посмотри же ты на меня! Пойми —
я в Мир пришла, чтоб удивлять сиянием своей красы.
Вот в чем мое предназначенье!
И я готова подарить тебе лишь одному
великий дар природы — наслажденье.
А дети?.. Дети лишь обуза.
Мы в счастьи проживем без них.
— Ты хочешь разорвать нить Мирозданья,
порушить главные законы
Вселенной? —
спросил Он мрачно и странным взглядом обвел ее лицо,
как будто
стремясь запечатлеть его в себе навеки.
И в этот миг Природа, столь щедрая к влюбленным
до сих пор,
похоже, взбунтовалась.
Вдруг замерло мгновенно все вокруг.
В пугающе-зловещей тишине
нежданно Грома взрыв раздался. Забесновался Ветер, вздымая вверх песок до самых до небес,
безжалостно с дерев листву срывая.
Гром грохотал. Зигзаги Молний вспарывали небо
и стрелами вонзались в землю, в море…
А Ураган лихой разбойничал вовсю. И тучи рваные
сшибались в дикой пляске,
и волны бились скошенными лбами.
И Дождь хлестал неистово, стремясь
негодование Небес скорее выплеснуть
на головы влюбленных,
чтоб, остудив их страсть, дать им одуматься…
И так же неожиданно все стихло. Уплыли тучи
вдаль за горизонт.
Небесная купель ласкала Солнца диск, а он,
даря оранжевые блики и небу, и воде,
соединяя их в одно пространство,
закатным алым маревом залил округу всю
до окоёма.
И вновь в умытом мире воцарилась тишь.
Но не было покоя в душах двоих влюбленных.
И то не Ураган
смятение принес.
Предчувствие иль странная тоска
заполонили сердце девушки —
и не случайно.
Ведь только что ее любимый был здесь, с нею рядом
и… нет его.
Быть может, Ветер его унес иль Море поглотило. Металась девушка по дюнам.
И — прежде ласковые ветви
теперь безжалостно ее исхлестывали тело. Она ж,
не замечая, что изранены и сбиты в кровь подошвы нежные,
кричала и звала, и плакала навзрыд,
впиваясь в волны безумным взором.
Когда же синь густая оплела пространства
воды и суши,
двурогий юный тонкий месяц
звездам подмигнул лукаво.
И те,
рассыпавшись веселым хороводом,
мерцая, оживили
холодной Вечности
бездонные миры.
В отчаянии безмерном, обессилев и потеряв надежду,
Онабез чувств упала.
Но утро новое не облегчило боли
измученной ее души.
Даль растворилась в призрачном тумане,
поглотив любимого
с его любовью пылкой, быть может, навсегда.
Все следующие дни с его исчезновенья Она,
взойдя на самую вершину песчаной дюны,
вдаль посылала песню, надеясь, что облака
иль ветры в небе, иль моря волны
дошлют ее туда, где скрылся милый:
Здесь тихий плеск волны,
здесь тонкий серп луны.
Вниз средь песков тропа,
пенный прибой.
В час, предзакатный час
тишь обнимала нас.
День пролетал, как сон,
ты был со мной…
Белые чайки, солнца ресницы
долго, как счастье, будут мне сниться.
Где-то пролегли пути, где-то ты идешь один.
Слышишь — я мечтой к тебе
рвусь из-за туч.
Буря! Боль мою разбей!
Ветер! Грусть мою развей!
Солнце! Уходя, мне дай
теплый свой луч!
Не замечая боле ни часов, ни дней, Она полулежала
под сосной на круче,
пытаясь сквозь пространства проникнуть взглядом… Безмерное отчаяние её в короткий миг
могло смениться радостью,
когда в каком-то новом звуке иль шевелении
ей чудился…
И так мелькали за Зарей заря,
не принося и проблеска надежды.
Как будто вся Вселенная на плечи Ей тяжестью легла. А вот и Осень. Ливнями пролили много слез седые тучи
в ту осень.
Зыбкие туманы
тенями мрачными пугали и леденили душу.
И в шёпот осени печальный вплетался шорох
падающих листьев.
Кружась, они ложились обреченно под ноги несчастной девы,
шуршащим красно-желтым покрывалом укутывая землю,
к Зиме морозной ее готовя…
И птичьи стаи, крылами выстригая хмурь небес, крича прощально, улетали в теплые края.
Когда ж сковала землю ледяная стужа,
заполонила сердце девушки бездонная тоска.
Лишь вечно одинокая Луна
огромными печальными очами
сочувственно взирала на нее.
Как прожила Она ту зиму? И другую? И третью?.. Возможно, потому, что с каждою весною надежда
робко вновь вселялась в душу к ней.
Откуда только брались силы… ведь давно запорошило
словно звездной пылью ей кудри золотые,
отчаяние безжалостно согнуло и плечи девушки, и спину,
погасли искорки в глазах…
Теперь никто бы не узнал в ней ту,
что красотой своей и стройным станом
могла пленить любого…

Так пролетели десять лет. И снова воцарилась
над миром проказница-Весна.
Набросила на землю покрывало
душистого цветного разнотравья…
Как водится, Весне на смену поспешило Лето…
И вновь в ту ночь, короче которой нет в году,
расцвел волшебный Духов цвет.
Нередко в мире происходит Нечто,
когда предел отчаяния близок…
Так с нашей героиней случиться Чудо могло,
когда б…
Итак, в последних лучах заката
на самой кромке моря
нежданно и негаданно вдруг силуэт возник.
То юноша высокий, статный и светлоголовый
понуро поднимался вверх по склону дюны,
как раз туда, где, как всегда, Она сидела.
Приняв живого за виденье, Она не встрепенулась даже.
Когда ж он подошел поближе, её смутил
безжизненный и тусклый взгляд его красивых глаз.
Похоже — вся усталость мира в нем поселилась.
— Скажи мне, — женщина спросила,
— ну что могло произойти с тобой такое,
что красота и юность не радуют тебя?
— Ах! Мне нечего от жизни ждать, когда я всем владею.
Так скучно все иметь…
— А разве ты не хочешь любить и быть любимым?
Поверь — нет ничего прекраснее на свете!
— Нет, нет! Все это преходяще!
— А дети? Неужто и детей своих не хочешь ты?
Как я когда-то…
Он лишь развел руками…
— А я желать не разучилась… но как наказана!
И как хотела б снова юной стать
и, чтобы юноша — тот самый или такой, как ты,
навеки был со мной!
Иль нет!!!
Хочу, чтоб сердце не чувствовало больше ни боли, ни любви…
— А я желаю лишь одного —
когда-нибудь чего-то пожелать, —
промолвил юноша.
И вдруг послышался то ль шепот трав
иль тихий ропот волн…
С последним самым лучом заката сильнейший аромат заполонил собою все вокруг
и, словно, затопил пространство.
И в этот миг, когда чарующая Полночь
навесила свой звездный купол над окоемом,
случилось Чудо.
Пред юношей предстала
не женщина с измученной душой,
но дева юная, какой Она была когда-то,
вернее — ровно десять лет назад.
А юноша… себя не узнавая,
упал пред Нею на колени
и, руки протянув, смотрел с мольбою и любовью,
и яркий пламень засверкал в его очах!
Она же, встряхнув кудрями и гордо вскинув голову,
надменно взглянула мельком на него
и прочь пошла.
Он звал ее, молил, пытался удержать, но все — напрасно. И много-много дней старался покорить он сердце
красавицы холодной —
до той поры, пока однажды,
устав от жара пламенных его признаний,
Она не убежала к морю. Вошла в него…
И шла, и шла, и шла — покуда волны не сомкнулись
над головою девушки надменной.
И лишь три Духа ведали, что та красавица
морской Русалкой стала.
Но изредка,
когда шатер небес над спящим миром розовеет,
Зарей умытый,
расчесывает гребнем кудри чудные Русалка,
сверкая чешуёй изящного хвоста,
и тихо напевает мелодию той песни,
что когда-то призывно посылала любимому.
И только дюны на косе по-прежнему пустынной,
да волны моря, да небеса внимают
столь печальным отголоскам любви давнишней
и недавней
окончившихся
так трагично…
А что же Духи?..
Где их намеренье — Потоп устроить новый?
Опомнившись, они ВСЕВЫШНЕГО молили о прощении
за то,
что вздумали себе присвоить
Его лишь право
решать судьбу людского рода —
наказывать
иль миловать до бесконечности
Своё творенье, забывшее о заповедях Божьих.