Владимир Рутковский - Гости на метле

— А о чем мы будем говорить? — спросил Степан. Хотя он и стрелял дальше, все же эти соревнования надоели и ему.

— О чем. Знаешь, меня двоюродный брат в Москву приглашает — начал Василь — приезжай, пишет, сходим на футбол, в ледовом дворце на коньках покатаемся. Летом — и на коньках, здорово, правда же?

Конечно, никакого двоюродного брата у Василя в Москве не было. И Степан об этом хорошо знал. Все же ловить товарища на лжи не стал, потому что тогда было б так скучно, что хоть бери и спать ложись. Поэтому он сказал:

— А мой в Ленинграде живет. Тоже к себе приглашает. Приезжай, пишет, на теплоходе покатаемся.

В действительности двоюродный Степанов брат проживал в соседнем селе. И некуда приглашать он не мог, потому что ему исполнилось лишь десять месяцев.

И неизвестно, до чему бы ребята договорились, если бы Таня опять не подала голос:

— Смотрите, огонь!

— А, радио заговорило — начал было Василь. Однако тут же опомнился и спросил — Какой еще огонь? Где?

— Вон там. В том домике, что возле леса.

Этот домик они знали хорошо. Вот уже несколько лет в нем никто не жил. Разве что в ненастье отсиживались грибники и охотники из города. Однако сейчас стояла замечательная погода и отсиживаться было никому.

И все же единственное, обращенное в сторону Горобцов окошко светилось.

— Интересно, кто бы это мог быть? — спросил Василь и тут же предложил — Сбегаем посмотрим?

— Ага, так нас и отпустят — сказал Степан и посмотрел в сторону летней кухни — Когда это нас отпускали, на ночь, глядя?

— Никогда — согласился Василь — И все же интересно знать, кто там сидит. Может, шпион какой-то?

— У Степана же бинокль есть — опять подала голос Таня.

Степан лишь хлопнул ладонью себя по лбу.

— Я и забыл о нем! — воскликнул он — А ну, Танька, пулей за ним! Он над столом висит.

Первым схватил бинокль Василь. Долго осматривал опушку и крутил окуляры то в одну, то в другую сторону. В конечном итоге вернулся к Степану:

— Ничего не разобрать. Окно светится, а кто в той хате — неизвестно.

Степан сначала тоже ничего не мог разглядеть. Облупленная стена, темные пятна кустов вокруг домика. Он уже хотел было опустить бинокль, как внезапно увидел, что из-за кустов медленно выплыл какой-то загадочный предмет. Он смахивал на длинную палку с конским хвостом на конце. На метлу что ли. И на этой палке…

Степан лихорадочно протер окуляры бинокля, опять приложил его к глазам. И как раз вовремя. Загадочный предмет проплыл еще немного в воздухе, сравнился с освещенным окошком. Сердце Степана трепнулось и направилось в пятки: верхом на предмете, который напоминал метлу дворника, сидела какая-то растрепанная мара. Длинные волосы гадюками шевелились вокруг головы, острый крючковатый нос достигал подбородка. Кривые и длинные, словно кабаньи клыки, зубы упирались в нижнюю губу.

Удивительное существо будто почувствовало, что за ним наблюдают. Оно резко, будто налетело на какую-то преграду, остановилось и начало оглядываться; его волосы стали дыбом. Ужасающий, блуждающий взгляд все ближе и ближе подкрадывался к Горобцам. Внезапно остановился на Степане и, как молния, вспыхнул ослепительным огнем.

Бинокль выпал из Степановых рук. За ним, потеряв равновесие, полетел его владелец.

Приземлился Степан более-менее удачно, на копенку только скошенной травы. Однако не успел парень прийти в себя, как что-то больно пнуло его в спину.

— Ой-ой-ой! — вырвалось у Степана. Ему показалось, что на него напрыгнуло это страшилище.

Однако это было не страшилище. Это, оказывается, всего-навсего был бинокль. Степан обогнал его по пути на землю.

А Василь с Таней все еще сидели на дереве и удивленно оглядывались во все стороны. Они никак не могли понять, куда исчез их товарищ.

— Что случилось? — долетел от кухни встревоженный отчий голос — Ты не забился, сынок?

— Н-нет — ударившись пробормотал Степан.

— Вот и хорошо — облегченно сказал отец — А то мне показалось, будто в саду приземлилась какая-то комета. Ну, думаю, завтра начнут съезжаться всевозможные ученые гостьи и экспедиции. А это, оказывается, мой сын свалился с вишни!

— П-папа, я там такое, такое увидел! Метлу увидел! И на ней кто-то сидел.

— На метле? — переспросил отец, и в его голосе опять слышалась тревога — Слушай, сынок, а ты действительно не забился?

— Да ты что? — обиделся Степан — Не веришь мне, да?

— Там окно светилось — добавил Василь — А чего бы оно светилось, когда там никто не живет?

Степанов отец задумчиво потер переносицу.

— Ладно — решил он — Завтра как раз воскресенье, поэтому мы с вами пойдем узнаем, в чем дело. А пока что сбегайте за хворостом. За это я с вами рассчитаюсь свежим варением. Ну как — согласны?

Ядвига Олизаровна сидела у окна. Она ожидала той минуты, когда в селе погаснут последние огни.

Тогда оседлала метлу и полетела в Горобцы.

На опушке за селом ее уже ожидало тридцать маленьких дедушек. У каждого из-под подмышки выглядывала корка хлеба или сухарь, густо посыпанный солью. Дедушки вежливо раскланивались друг перед другом, вели степенные беседы и время от времени бросали в сторону одинокой хаты, которая неясно виднелась на опушке леса, тревожные взгляды.

Они ожидали высокого гостя.

Иногда кто-то из дедушек отламывал от корки или сухаря крохотный кусочек и втихаря бросал его в рот.

Как только Ядвига Олизаровна сошла с метлы, самый почтенный из дедушек выступил вперед и низко уклонился.

— Со счастливым прибытием на нашу славную горобцовскую землю! — дрожащим от волнения голосом начал он — И в знак безграничного уважения и преданности к вам примите, пожалуйста, этот скромный хлеб-соль.

Тридцать дедушек в свою очередь подмели седыми бородами пыль перед высокой гостьей и передали ей свои уже совсем защипанные корки. Тогда выстроились в шеренгу и подняли на Ядвигу Олизаровну настороженные, даже перепуганные взгляды. Они боялись, что ее прибытие не обещало ничего доброго ни им лично, ни Горобцам, с которыми они так сжились.

Ядвига Олизаровна окинула подарки одним из своих особенных колдовских взглядов. Корки в тот же миг превратились в тридцать пышных и румяных караваев.

Потом она небрежно махнула рукой. Караваи опять превратились в сухие ощипанные корки и исчезли в одном из ее многочисленных карманов.

По шеренге прокатилась волна восхищенных вздохов. Ядвига Олизаровна склонила голову.