Станислав Брейэр - Как надо любить маму

Был здоровый-здоровый, сильный-сильный, гордый весельчак, который смеялся над своим дедом, что дед так сутул от старости, что при ходьбе задевает руками пол.

— Когда-то я тоже смеялся над моим дедушкой, когда я был, как ты теперь, а он как теперь я, — сказал ему старик. — Не будет ли с тобой такое в старости?

Но здоровый, сильный и гордый засмеялся:

— Таким старым и безобразным, как ты, не буду!

А скоро высокого, сильного и гордого вдруг одолела какая-то болезнь, и он согнулся. Ходит теперь, задевая руками пол, и так невольно кланяется и своему деду, и всем другим людям…

Жили две сестры-двойняшки. Внешне друг на друга похожи, как две росинки. Чтобы их различали, одна носила розовое платье, а другая — голубое. Их звали Розовая Росинка и Голубая Росинка.

Однажды папа принёс из магазина заводную собачку. Она умела ходить и лаять.

— Ура! — хором обрадовались девочки.

— Только собачка одна, — говорит папа. — Кому её подарить?

— Мне! — сказала Розовая Росинка. — Мне подарить!

Голубая Росинка ничего не сказала и опустила глаза.

— Что ж, бери, — сказал папа и отдал Розовой Росинке собачку. А потом вынул из кармана точно такую же заводную собачку, подошёл к Голубой Росинке и сказал:

— А это твоя. Я купил их две, но хотел узнать, которая из вас жадная, а которая нет.

Голубая Росинка улыбнулась, и папа её поцеловал.

А Розовая Росинка смутилась и ушла в другую комнату.

Дочка сильно провинилась, и мама в наказание велела ей:

— Стань перед зеркалом и стой, пока не покраснеешь от стыда.

Та смотрела в зеркало, смотрела и говорит:

— Ну и почему же я совсем не краснею? Значит, не за что!

Тогда от стыда покраснело зеркало.

Было лето. Наполеон наступал — наши отступали. А во вражеском тылу активно действовали русские партизаны. И Наполеон вскричал:

— До каких пор эти дикие партизаны с кольями в неумытых руках будут причинять потери нашему доблестному революционному войску?!

И послал большой отряд лучших своих солдат в лес, чтобы всех партизан поймать, а кто не поймается, того застрелить точным попаданием.

Вот окружили наполеоновские захватчики наш лес и подумали:

— Уже вечереет. Подождём до утра, да и начнём их вылавливать. Или метким выстрелом…

Стемнело. А партизаны собрались на полянке, стали Богу молиться, чтобы спас от неминуемой гибели, потому что мало их и боеприпасы закончились. И даже колья уже все поломаны о тех оккупантов несчастных.

Только закончили они молиться, как засветилось что-то на самой высокой ели. Подняли головы, а там Ангел сидит на самой макушечке, качается, как ребёнок на качелях, и светится с улыбкой.

— Братцы, — сказал Ангел. — Вот вам вместо боеприпасов еловые шишки. Так вы их соберите, а когда враги придут, то смело бросайте шишки прямо в них. Каждому противнику — по еловой шишке…

И с ели высокой посыпались на партизанские головы (совсем не больно) шишки. Партизаны их собрали, и тогда Ангел невидим стал.

А противники тоже видели Ангела на макушке ели, но они же были неверующие и ничего не поняли, а решили, будто это партизаны с высокой ели своим вдаль светят, чтобы пришли к ним на помощь.

— Не будем ждать, пока к ним Кутузов российских солдат пришлёт в подкрепление, — сказали завоеватели и пошли на свет ангельский со штыками наперевес. И окружили партизан узким кольцом. А в этот момент как раз все шишки были уже собраны и Ангел стал невидимым.

А наполеоновские солдаты говорят:

— Рус, сдавайся! А не то будем всех ой-ля-ля!

Партизаны стали кидать в них шишки. А как шишка стукнется о неприятеля, так тот вдруг становится ребёнком маленького роста. И так одна за другой все шишки попали в цели, потому что партизаны были очень меткие.

Смотрят партизаны и не знают, то ли изумляться, то ли смеяться. Стоят маленькие голенькие мальчики младенческого возраста вокруг поляны и ничего не поймут.

Тут партизанский командир говорит им ласковым голосом на чистом французском языке, потому что это был поэт Денис Давыдов:

— Дорогие ребята! Кто из вас хочет к маме с папой?

— Я! Я хочу! И мы все тоже домой хоти-и-им! — заплакали дети.

— Всех отправим по домам, не волнуйтесь! Вот только утро настанет. А пока мы вас овсяной партизанской кашей угостим.

И угостили. Детишки поели, успокоились, да и легли спать во взрослых мундирах, которые как были большие, так и остались лежать. А партизаны их вместе с мундирами взяли и перенесли к костру, чтобы стало потеплей. Как бы дети не простыли…

А утром, когда тёплое солнце уже было над лесом, Давыдов скомандовал:

— Дети, подъём! В две шеренги — становись! Возьмитесь дружно за ручки да ступайте из нашего леса прямо к дяде Наполеону. Он вас и доставит к родителям.

Дети помахали на прощание партизанам свободной рукой и пошли прямо голышом (тепло же!), а повёл их партизан Ерофей, который знал этот лес, как все четыре пальца на своей правой руке (а пятый — враги в бою отрубили саблей). Тот же Ерофей потом и к Кутузову завернул.

И пришёл к этим партизанам в лес фельдмаршал Кутузов Михаил Илларионович. За ним адъютант и партизан Ерофей несли сундук, потому что Кутузов уже всю эту историю знал.

Открыл он свой сундук, достал боевые медали и всем партизанам прикрепил к груди.

А тогда вдруг и тот Ангел явился, улыбается и говорит:

— А мне?

Фельдмаршал и все наши ему, прекрасному, до земли поклонились. Затем Кутузов робко подошёл к Ангелу Божьему и приколол боевую медаль к его сияющей одежде.

Ангел обрадовался, как маленький мальчик: свою медаль трогает, любуется. И сказал на прощание:

— Полечу, там у нас покажу всем на радость…

И улетел высоко-высоко. А наши потом Наполеона победили.

На тумбе для объявлений висел листок со словами:

Куплю слёзы на вес.

Очень надо.

Вот одна хорошенькая барышня принесла к тому покупателю свою огромную блестящую слезу. А вот рано поседевший солдат, у которого вчера от ран умер друг, принёс махонькую слезинку.