Георгий Науменко - Шут, Фома и Ерёма, солдат, пошехонцы и другие…

Автор басен и сказок, притч и небылиц, маленьких шутливых рассказов, остроумных ответов и миниатюрных сатирических сценок, собранных в книге «Шут, Фома и Ерёма, солдат, пошехонцы и другие…», не известен. Их создал народ. Люди всегда высоко ценили остроумное слово, меткое высказывание, смешные истории, сохраняли их в памяти и передавали из поколения в поколение. Эти произведения, созданные много лет назад, живут и в наши дни. Образцы русского народного юмора, которые вошли в эту книгу, записаны в 1965–1981 годах в Смоленской, Московской, Калужской, Ивановской, Костромской и других областях.

В юмористических и сатирических рассказах народ высмеивает самодовольного барина и глупого попа, жадного лавочника и деревенского богатея. Изображает победу над ними весёлого, остроумного и жизнерадостного героя — крестьянина-бедняка, попова работника, отставного солдата. Один из таких любимых народом героев — бедный крестьянин по прозвищу Шут. Никогда не унывающий, умный и весёлый Шут всегда посрамляет своих врагов, выходит победителем над злом, тупостью, жадностью.

В произведениях русского народного юмора высмеиваются жадность, глупость, разгильдяйство, лень, трусость. Всеми этими качествами наделяются пошехонцы, жившие в Ярославской губернии. О них создано великое множество шуточных сказок, присловий, историй о том, как они в трёх соснах заплутались; за семь вёрст комара искали, а он на носу; на сосну лазили Москву смотреть; ноги под столом перепутали. Рассказы о пошехонцах широко использовал М. Салтыков-Щедрин в своей «Истории одного города».

Подобные олицетворения нерадивости, глупости, лени встречаются у многих народов мира. У карелов — это киндасовцы, жители деревни Киндасово; у немцев — шильдбюргеры, жители городка Шильде; у болгар — габровцы, жители города Габрово; у финнов — это обитатели местечка Хяме.

Много забавных сюжетов связано с именами Фомы и Ерёмы, которые всё делают не так, как надо: едут рыбачить на дырявой лодке, пашут не в поле, а на дороге в деревне, ставят закипать самовар без воды…

В крестьянской среде бытует множество басен, притч, сказок о животных, где иносказательно, под видом зверей, высмеиваются те или иные пороки человека. Читая басни и сказки о хитрой лисе, трусливом зайце, злом волке, неуклюжем медведе, хвастливой мухе, мы видим в них, прежде всего, не повадки животных, а характеры людей, их поведение и поступки.

Книга «Шут, Фома и Ерёма, солдат, пошехонцы и другие…» поможет вам, ребята, совершить небольшое путешествие во времени в компании весёлых, остроумных людей, посмеяться над глупостью. Заглянуть и в прошлое, и в настоящее.

В конце книги дан словарь устаревших слов. [1] Объяснение слов, отмеченных звёздочкой, см. в конце книги.

Г. Науменко

Ну, что тут толковать, пора байку* начинать. Собирайтесь вокруг меня старики, старушки, молодцы и молодушки. Все садитесь около меня, кто на шесток*, а кто на лавку. Да не делайте давку! А кто станет охать да дремать, чтобы не было тесно в хате, полезайте на печь и на полати!*

Расскажу вам про то, что чуднее всего. Бывал да живал мудрёный мужик, лыжи под пояс подтыкал, сам пошёл дорогой, ноги стороной. В поле он шилом сено косил, бороной* сено грёб, косарём* сено подавал, плечом стоги* подпирал. Во дворе долотом* дрова рубил да ухватом* подрубливал.

Вот мудрёный мужик с комара шкуру содрал, полсапожки себе сшил, в полсапожках щеголял, подскользнулся и упал, в сине море попал. Сине море всё повыгорело, бела рыба вся повылетела. А на печке мужик осетра поймал, а в пламени другой быстру щуку схватил. Как пошли чудеса, и где море — там леса. Водой жгут леса. Да на счастье, на тот раз, проходил дед Тарас. Прошёл стороной, затушил воду бородой.

Жил-был мужичок, носил красный колпачок. Была у него лошадка ледяная, плётка гороховая, товару — короб* холста* и ложки серебряные. Вот поехал мужичок на базар продавать свой товар. Едет он дорогой, а из избушки кричит старушка:

— Кум*, приворачивай на мост!

А мужичок был глуховат, ему послышалось: «Кинь холст!» — он и кинул. Дорога была тряская, ложки забренчали, мужичок подумал — задрались; он и ложки кинул. Едет мужичок — красный колпачок, глядь: в стороне охотники обед варят. Лошадка ледяная к огню пришла да и растаяла. А плётку гороховую вороны склевали, и ничего не стало. Вот мужичок пошёл домой. Летит синичка и поёт:

— Синь кафтан да хорош!

А ему почудилось: «Скинь кафтан да положь!» Положил мужичок кафтан на кочку, а думал на пенёк, искал весь денёк да не нашёл.

Уродилась у нас репа важная, дивилась старуха кажная*. Одним днём её не объехать, не обойти. У той репы половину мы с семьёй целую неделю ели, а другую половину другую неделю. Корку навалили на воз*. Дёрнула лошадка воз да порвалась. Пошли мы в лес, вырубили берёзовый сук, сшили лошадку и ещё на ней три года ездили.

Поехали мы с дедушкой за дровами. Ехали, ехали, приехали в лес. Вдруг встала наша телега и ни с места. Мы и так и сяк, и туда и сюда, стоим. А потом глядим: травинка прилипла к колесу. Так прилипла, что оторвать никак нельзя. Мучились мы, мучились, кое-как эту травинку оторвали от колеса. Едем дальше. Вдруг как пырхнет из-под куста большой волк и полетел, хвостом завертел. Побежали мы куст смотреть. Смотрим: гнездо, а в гнезде семь яиц. Положили мы яйца в шапку и скорей домой.

Вот приехали домой. Сделали гнездо и посадили на эти яйца свинью. Сидела свинья, сидела — высидела семь коров. Теперь у нас молока вдоволь: сами пьём, соседей потчуем да на базаре продаём.

Встал я поутру, обувался на босу ногу, топор надевал, лыжи под пояс подтыкал, коромыслом* подпоясался, кушаком подпирался. Шёл я не путём, не дорогой, шёл на лыко* гору драть. Вдруг увидал: на утках озеро плавает. Я срубил три палки: одну еловую, другую берёзовую, третью рябиновую. Бросил еловую — не добросил, бросил берёзовую — перебросил, бросил рябиновую угодил. Озеро вспорхнуло, полетело, а утки остались.

Еду я, добрый молодец, из-за печки в седле на свинье, топором подпоясался, ноги за поясом. Приехал в небылую деревню, зашёл в избу. В избе бабины конопли на печи попрели*, а дедовы лапти на льду сгорели. А на залавочке* квашня* бабу месит. Я прошу:

— Тётенька, дай мне теста!

А она схватила печь из лопаты и хлысь меня по лбу. Я с этого горя упал да в яму попал.