Георгий Юдин - Зелёный поросёнок

- А он, навелное, очень весёлый, этот Лепун, - улыбнулся поросёнок.

А навстречу им уже торопливо спускался по лестнице худой и длинный человек из белого пластилина. У него было печальное лицо и длинные, нервные пальцы.

- Проклятый Лепун!! - проревел Буме. - Смотри, какую ты мне шишку приделал!

- Всё-то у тебя не как у всех, - пробурчал Насос. - Вот пошлём тебя в яму, сразу нормальным станешь.

- Показывай, чего нового налепил, - грубо отпихнув Лепуна, приказал Буме.

В мастерской на полках лежало несколько новеньких пластилонцев.

- Опять с глазами, - поморщился Филин.

- И с ушами, - прошипел Тысс.

- И с носами, - буркнул Насос.

- Эй, ты, Лепун! сколько раз тебе говорить, что мы сами… это… глаза, уши и рты Пластилонии?!

- О, прошу прощения! - испуганно сказал Лепун. - Я всё время про это забываю. Увлекаюсь, знаете ли…

- Смотри, Лепун! Будешь увлекаться, самого перелепим,- пригрозил Буме.

И без того белое лицо Лепуна побелело ещё больше.

«А я-то чего стою, - опомнился поросёнок, - надо удилать!»

Он стал потихоньку пятиться, пятиться, пока не оказался на лестнице. И здесь, оступившись, кубарем покатился вниз и шлёпнулся в ту самую бочку, в которую упала жаба с крыши.

Мокрая обезьяна выпучила на него глаза:

- Ты чего, вместо жабы будешь теперь падать?

- Тихо! - прошептал поросёнок. - Меня хотят пелелепить. Можно, я пока посижу в кадушке?

- А чего ? Мне не жалко, сиди, - зевнула обезьяна.

А наверху король с министрами, не замечая исчезновения поросёнка, продолжали обыскивать мастерскую Лепуна.

- Кто это там у тебя в углу? - спросил глазастый Филин и показал на пластилонца с гитарой.

- Это, прошу прощения, я позволил себе слепить… музыканта…

- Музыканта-а-а?! - ужаснулись министры. - Никаких музыкантов! Никаких поэтов! У нас есть уже два поэта. Один с рогами, другой с пуговицей.

- А где он, с пуговицей? - опомнился Тысс.

- Бежал!! - взревел король таким ужасным голосом, как будто у него вырвали сразу все зубы. - Найти и расплавить!

Министры обнюхали, просмотрели и прослушали все углы, но поросёнок как в воду канул!

А он и в самом деле, если вы помните, сидел в кадушке, выставив из воды только пуговицу, на которую для маскировки согласилась сесть жаба.

- Не нравится мне этот поросёнок. Уж очень у него смышлёный вид не по годам, - задумчиво сказал Филин.

- Только бы он чего не натворил! - тревожно бубнил Буме, спускаясь по лестнице.

«Ага, испугались!» - обрадовался поросёнок и почувствовал себя сильным и храбрым, хотел было немедленно вылезти и чего-нибудь натворить. Но к сожалению, он не знал, как это делается, и потому остался пока сидеть в кадушке.

Как только машины уехали, поросёнок выбрался из бочки, поблагодарил жабу и поднялся в мастерскую Лепуна.

- Ой, вы здесь?! - воскликнул Лепун. - Вас никто не видел?

- Не пугайтесь, никто не видел. Почему вы их так боитесь? Их всего четвело, а вас много.

- Что вы, что вы! У них столько тарзанов и у каждого во-от такой стрелятель!

- А стлелятели стлеляющие?

- Какое там! - махнул рукой Лепун. - Я же их сам лепил.

- Так чего же вы боитесь?!

- Ну как же, ну как же? А вдруг всё-таки выстрелят? А впрочем, я над этим не задумывался… Ну какой же я, право, чудак! - хлопнул он себя по лбу. - Ну конечно же, не выстрелят! Чего же мы столько лет трясёмся? Какая глупость! Где вы были раньше, молодой человек?! - размахивая длинными руками, нервно бегал из угла в угол Лепун.

- А вы плавда… сумасшедший?.. - с опаской спросил поросёнок.

- Я?! Да что вы, молодой человек! Вы, наверное, имеете в виду все эти падающие из окна кастрюли и козу, которая вместо «бе-е-е» кричит «брынза»? Всё это для отвода глаз, уверяю вас, только для этих невежественных правителей. Ведь будь я нормальным, они бы обязательно оторвали мне руки. А что я без рук? Ведь я художник… Вот и приходится придумывать всякую чепуху, - грустно закончил он.

- Эх, был бы здесь Валела, мы бы за одну минуту их повыгоняли!

- Зачем нам Валера! - храбро воскликнул Лепун. - Раз стрелятели не стреляющие, мы сами справимся. Я сейчас же раскрою всем эту тайну! Мы их прогоним сегодня же ночью.

Они выскочили на тёмную улицу и принялись дом за домом обходить всю Пластилонию.

Если бы Тысс в это время не спал, а слышал, о чём говорил Лепун пластилонцам, он повырывал бы от ужаса все свои спички и поднял тревогу. Но ушастый сладко спал, а Лепун взволнованно говорил столпившимся пластилонцам:

- Стрелятели не стреляют! Все на площадь! Прогоним этих злодеев, а потом пусть будет праздник!

Из окна своей спальни заспанные министры увидели грозную толпу, которая стремительно приближалась ко дворцу. Впереди смело шли Лепун и зелёный поросёнок с пуговицей в носу.

- Бежи-и-и-им!! - тоненько взвизгнули министры. - Караул!!

Давя друг друга, они бросились от окна и, бестолково толкаясь, забегали по тронному залу. У Насоса выбили подпорку, и он, ткнувшись в пол, испуганно вопил:

- Отлепите! Отлепите меня! У, злодеи!

- Стоп! - вдруг опомнился Буме. - А тарзаны зачем?! - Он высунулся из окна, закричал вниз: - Тарзаны!! Тревога!! Стрелятели поднять!! Целься!!

Толпа резко остановилась перед направленными на неё стрелятелями.

- Не бойтесь! - громко крикнул Лепун. - Они не стреляющие!

Он решительно отобрал у перепуганного тарзана стрелятель, приложил его ко лбу и нажал на спуск. Когда пласти-лонцы увидели, что из ружья и впрямь не вылетело пламя и не разнесло голову Лепуна, они храбро подошли к солдатам и стали молча отнимать у них стрелятели. А тарзаны, как это ни странно, охотно, без скандала их отдавали.

- Измена!! - завизжали правители и вновь заметались по дворцу, прячась то под троном, то в ванне со льдом, то друг за другом.

Ещё бы немного, и дворец пал.

- Балбесы! - вдруг среди суматохи крикнул Филин. - Мы забыли про НЕГО!

Тяжело дышавшие министры тупо смотрели на Филина и пытались вспомнить: кого это они забыли? А когда наконец сообразили, рысью бросились в тайную комнату дворца и выволокли оттуда на балкон громадный, похожий на гроб ящик.

- А это видели? - завизжал зелёный от страха Буме. - Ух что сейчас с вами будет!

В открытом чёрном ящике сверкал серебром огромный ЖЕЛЕЗНЫЙ КУЛАК. Кулак медленно, с ужасным скрежетом сжимался и разжимался.

- Ну-ка, ну-ка! Кто смелый, подходи! - злорадствовали министры.