Георгий Юдин - Зелёный поросёнок

Существо это было нежно-зелёное и продолговатое, как дыня, с двумя вишнёвыми косточками вместо глаз и двумя пёрышками вместо крыльев. Себя это существо называло Жар-птицей.

Наконец Юра взобрался на табуретку, с трудом раскрыл толстую засаленную книгу и поставил её себе на колпак.

На цветной картинке дымилась тарелка с жёлтым гороховым супом, посредине которого плавали маленькие поджаристые кусочки сала и зелёная петрушка. Рядом на блюдечке лежал такой аппетитный жареный хлеб, что в животе у Паши громко заурчало.

Тотчас, как по команде, заурчало во всех животах.

- Сначала едим бульон, - улыбаясь командовал Юра. - Теперь откусываем жареный хлеб. Ах, как хрустит! Не хлеб, а мечта, честное слово! Теперь едим жареное сало. Ах, что за сало! Во рту тает, честное слово! Не чавкать, не чавкать. Это неприлично.

Пластилонцы, вцепившись жадными глазами в картинку, как заводные подносили пустые ложки ко рту, откусывали невидимый хлеб и под неумолкающее урчание своих животов глотали слюни.

«Калтинками колмяг, - хмуро думал Паша. - Зля я тогда Валелкину колбасу не поплобовал».

Вспомнив Валерку и весёлый Пропасик, поросёнок так опечалился, что захотел встать и уйти.

- Подаю второе! - радостно закричал Юра. - На второе сегодня… сейчас посмотрю, чего мы ещё не ели. Вот! Жареный поросёнок с яблоками!

- Как жаленый полосёнок? - опешил Паша. - Лазве полосят едят?

- К сожалению, едят, - грустно сказал Юра.

- Неплавда! Ведь повалов с яблоками не едят? Не едят. Значит, и полосяг не едят. И калтинки не едят тоже. Обманщик вы, дядя Юла.

Пластилонцы повскакали с мест, закричали, завыли, замяукали злыми, голодными голосами и принялись очень метко кидать ложками в Юру.

- Эт-т-то что такое?! - раздался вдруг громовой голос.

В дверях, окружённый тарзанами, стоял губастый Буме.

- Кому не нравится моя питалка?!

- Вот ему, великий Буме, не нравится, вот этому зелёному хулигану. И я ему не нравлюсь. Он меня утром так по голове веником стукнул, что я теперь не соображаю, как отлепин делать, - наябедничала из-под стола жирная Муха.

- А-а, - взревел Буме, - вот кто во всём виноват! Тарзаны, взять его! Купорос, рысью вперёд, марш!

- Куда? - безразлично спросил Купорос.

- Во дворец!

Тарзаны схватили упирающегося поросёнка, бросили его в машину и поехали за Бумсом, который мёртвой хваткой вцепился в седло ненадёжного Купороса.

Полуденное солнце через маленькие дырки в чёрном пологе с трудом пробивалось в Пластилонию. Узкие лучики освещали невзрачные кособокие стены и замусоренные улицы, по которым ехали машины. Было душно, как в бане.

Вместо деревьев вдоль улиц торчали сухие ветки со скрюченными листьями. На макушке самого высокого дерева сидела розовая птица с одним длинным, до самой земли, пером вместо хвоста. Завидя Бумса, птица встрепенулась и старательно запела:

- Чик-чирик! Фьють-фьють! Карр-кар! Куку-куку! Ку-ка-ре-ку!

«Послушала бы, как в Плопасике птицы поют», - грустно подумал сидящий между тарзанами поросёнок.

Наконец Купорос, а за ним и машины выехали на широкую площадь, посредине которой возвышался круглый, как торт, роскошный двухэтажный дворец.

Со всех сторон его облепили разноцветные колонны и невиданные крылатые звери. Они держали в зубах яблоки, виноград или цветы. В бесчисленных окнах поблёскивали настоящие стёкла, отчего дворец сверкал и переливался зелёными и голубыми огнями.

Посредине крыши, выложенной, как драгоценными камнями, круглыми конфетами, красовалась настоящая электрическая лампочка.

Перед дворцом на белом пьедестале стояла похожая на Купороса, только в пять раз больше, белая лошадь, на которой, вытянув вперёд руку, гордо сидел белый лупоглазый человечек.

На памятнике золотыми буквами было написано: «ВЕЧНЫЙ ИМПЕРАТОР».

Дворец, будто частый забор, окружали тарзаны со стрелятелями и флагами из спичечных этикеток.

Поросёнка, оробевшего от такого великолепия, поволокли вслед за Бумсом к главному входу, втащили наверх по широкой лестнице, провели через длинный пустой коридор и оставили у высокой красной двери.

- Жди здесь! - приказал Буме.

Он с трудом, двумя руками открыл тяжёлую дверь, но закрыть её за собой уже не смог. Поросёнок заглянул в приоткрытую дверь и увидел круглый зал из красного пластилина с вдавленными в стены блестящими зеркальными осколками и посредине трон, очень похожий на кресло-качалку.

На троне, уставясь в потолок, сидел жёлтый человечек с такими огромными глазами, что они соединялись у него на переносице и налезали на уши.

За эти глаза его назвали ФИЛИНОМ, но он переделал себя в ФИЛИППА.

«Это же тот, котолый памятник», - вспомнил Паша.

Из головы Филина, как и у Бумса, торчало десятка два спичек.

- Великий Филипп! - с почтением сказал Буме. - Я поймал опасного зелёного поросёнка с пуговицей в носу!

Однако на Великого Филиппа это сообщение не произвело никакого впечатления. Он продолжал сидеть и безучастно разглядывать потолок.

- Эй, лупоглазый, тебе ведь говорят! - рявкнул Буме так громко, что у Филина с головы свалилась одна спичка.

- Зря стараешься, - сказал стоявший у трона синий человечек с длинным толстым, как колбаса, носом. Нос лежал на специальной рогатулине, без которой он бы немедленно упал и потянул за собой человечка.

За этот грандиозный нос человечка звали НАСОСОМ.

- С самого утра не могу от него слова добиться. Сидит как замороженный, не шевелится, - сердито засопел Насос и нечаянно втянул в ноздрю пролетавшую мимо муху.

- А-а-ап-чхи!! - чихнул он так страшно, что нос сорвался с рогатулины и вместе с хозяином брякнулся на пол.

Поросёнок прыснул со смеху.

- Тс-с! - тихо сказал кто-то, и из темноты неслышно появился чёрный человечек с такими громадными ушами, что они катились по полу на специальных колёсиках.

Издалека человечек был похож на чёрного ворона с оттопыренными крыльями. За привычку говорить «тс-с» его так и прозвали - ТЫССОМ.

- Тс-с! Ни звука! Кругом враги, - секретным голосом прошептал Тысс. - Я слышу, в коридоре кто-то стоит! - При этом спички на его голове выпрямились, как антенны.

- Он пахнет зелёным пластилином, пуговицей, проволочкой и спичкой, - прогундосил Насос, отдирая нос от пола.