Рудольф Распе - Приключения барона Мюнхгаузена. Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

В таком случае, если к четырём часам я не выполню своего обещания, прикажите отрубить мне голову.

По рукам! Ловлю вас на слове! Если ровно в четыре часа токайское не будет доставлено, я не помилую вас.

Но если же вы своё обещание выполните, то можете взять из моего казначейства столько золота, серебра, жемчуга и драгоценных камней, сколько в силах унести самый большой силач.

— Вот это другое дело! — ответил я, тут же попросил подать мне перо и чернила и написал императрице Марии-Терезии записку с просьбой прислать мне с подателем письма бутылку самого лучшего токайского вина — того, что я частенько пивал у её батюшки.

Было уже пять минут четвёртого, когда вручил я записку моему скороходу. Ему пришлось отстегнуть свои гири и немедленно пуститься бежать в Вену. После этого мы с великим султаном быстро осушили до дна начатую бутылку.

Пробило четверть четвёртого, половину четвёртого, три четверти четвёртого… А мой скороход не появлялся.

Мне становилось всё больше не по себе. Я захотел выйти в сад, чтобы глотнуть свежего воздуха. Тут же за мной устремились какие-то люди, не спускавшие с меня глаз. Я понял, что это палачи султана, — они были готовы в любую минуту наброситься на меня и отрубить мою бедную голову.

В отчаянии я взглянул на часы. Без пяти минут четыре. Неужели мне осталось жить всего только пять минут?! О нет!

Я позвал своих слуг — того, кто слышал, как растёт трава, и того, кто сбил с башни воробья. Они немедленно явились. Первого слугу я спросил, не слышит ли он топота ног моего скорохода. Он приложил ухо к земле и сообщил мне, что скороход заснул и он слышит, как тот храпит где-то очень далеко.

Ну, что? Видишь негодяя? — спросил я.

Услышав это, мой славный стрелок взбежал на высокую террасу и, приподнявшись на цыпочки, стал вглядываться в даль. Вижу, вижу! — воскликнул стрелок. — Он совсем немного отбежал от Вены. А сейчас лежит на травке, а рядом с ним бутылка! Но погоди! Сейчас я тебя пощекочу!

— И с этими словами он выстрелил в вершину дуба, под которым спал скороход.

Жёлуди, ветки и листья посыпались на спящего и разбудили его. Скороход взглянул на часы, испугался и пустился бежать словно угорелый. В три часа пятьдесят девять с половиной минут с бутылкой от самой австрийской королевы он уже был у двери кабинета султана.

Отведав вина, султан в восторге воскликнул:

— Дорогой Мюнхгаузен, разрешите спрятать эту бутылочку подальше от вас! Я хочу выпить её один. А вы сумеете раздобыть для себя ещё одну такую же.

Он спрятал вино в шкафчик, а ключи от шкафчика сунул себе в карман. А затем позвонил в колокольчик казначею.

О, сколь радостным показался мне этот серебряный звон!

— Пусть мой друг Мюнхгаузен возьмёт из моей казны столько, сколько сможет унести за один раз его слуга, — сказал он, обращаясь к своему казначею, появившемуся на пороге.

Казначей низко поклонился своему господину и повёл меня в сокровищницу султана, доверху набитую драгоценностями. Я же взял с собой своего силача. Он взвалил себе на плечи почти всё золото, которое там было, и мы со всех ног устремились к морю. Там уже стоял нанятый мною корабль, на котором ждали нас остальные слуги. Нагрузив его до отказа, мы подняли паруса и вышли в открытое море, стараясь как можно быстрее уйти в безопасное место.

Но случилось то, чего я больше всего опасался. Казначей, оставив незапертыми двери и ворота кладовых — ведь запирать их теперь не было особой надобности, — со всех ног бросился к великому султану и поведал ему о том, как широко я истолковал его разрешение.

Великий султан, выслушав его, пришёл в ярость и тут же приказал своему адмиралу немедленно со всем турецким флотом пуститься за мной в погоню.

Не успел я поэтому отплыть и двух миль, как увидел, что за мной на всех парусах мчатся боевые корабли.

Я решил, что пришёл мой последний час. Но тут как раз подошёл ко мне мой ветродув.

— Не бойтесь, они нас не догонят, — сказал он и с этими словами встал на корме нашего корабля, направив одну ноздрю на турецкий флот, а другую — на наши паруса.

Поднялся такой ужасный ветер, что весь турецкий флот в одну минуту отлетел от нас обратно в гавань. Наш же корабль, подгоняемый моим могучим слугой, помчался так быстро, что через несколько часов мы благополучно прибыли в Италию.

Надо сказать, что из сокровищ султана мне досталось совсем немного, ибо в Италии, в силу моей непомерной доброты, большую часть моих богатств я роздал уличным нищим, а из того, что осталось, почти всё у меня отобрала по дороге в Рим банда придорожных грабителей.

На месте мне не сиделось, я жаждал новых приключений и подвигов, и поэтому, как только услышал о войне, разразившейся между англичанами и испанцами, сразу поспешил на помощь англичанам.

Испанцы в то время осаждали крепость англичан.

Я захватил с собой из Лондона отличную подзорную трубу. С её помощью мне удалось обнаружить, что неприятель направил дуло пушки в сторону расположения нашей батареи и собирается выпустить из неё ядро. Я сообщил об этом генералу и с его разрешения приказал, чтобы на место, где я стоял, была поставлена самая что ни на есть большая пушка.

Скажу без хвастовства: в области артиллерии я не знаю себе равных. Поэтому и не сомневался, что задуманное мною непременно сработает.

Итак, чуть только подкатили огромнейшую пушку, я направил её дуло прямо в дуло пушки испанцев и, уловив момент, когда их артиллеристы поднесли фитиль к орудию, дал сигнал стрелять.

Пли! — громко скомандовал я.

Обе пушки выстрелили одновременно.

Выпущенные ядра, как я и рассчитывал, примерно на середине пути столкнулись в воздухе, произведя ужасающий грохот, и неприятельское ядро полетело назад к испанцам.

Оно так стремительно летело, что снесло все мачты с кораблей, выстроившихся в неприятельской гавани.

Кроме того, оно сорвало с лафета пушку, из которой только что в нас стреляли, и с такой силой швырнуло её в киль одного из военных кораблей, что выбило у него днище. Судно дало течь, наполнилось водой и пошло ко дну. Это был, несомненно, выдающийся подвиг.

Генерал решил отметить мои заслуги и дать мне офицерскую должность. Но я сказал генералу:

Не нужно мне чинов! Я помогаю вам потому, что очень люблю вашу страну и англичан. — И удовлетворился благодарностью, которую генерал в самой лестной форме выразил мне за ужином в присутствии всего офицерского состава.